Антон Чиж - Лабиринт Просперо

Не прошло и мгновения, как вдруг я осознал, что понимаю, о чем идет спор. Нет, слова для меня по-прежнему были не ясны, но смысл стал отчетлив и прозрачен, как будто я наблюдал чужую жизнь через тонкий тюль, который смазывает общую картину, но показывает все контуры. Это было восхитительное чувство, дорогая Агата, чувство победы разума над несовершенством человеческой природы. Но не буду слишком гордиться, чтобы вы не подумали, что я хвастаюсь. Скромность – моя вторая натура. Между тем спор шел серьезный. Изложу вам так, будто я и в самом деле обладаю искусством мгновенного перевода.

Господин Веронин обвинял дочь в неблагодарности, что родители часто себе позволяют. Марго отказывала ему в том, что он был для нее хорошим отцом. Она резко заявила, что будет вести себя так, как считает нужным, и ему недолго осталось над ней властвовать. Кажется, она хотела немедленно покинуть этот пансион.

Господину Веронину пришлось взывать к ее разуму и чувству долга, которое должно быть развито у каждой дочери. В ответ он получил жесткий и язвительный ответ, смысл которого сводится к тому, что «не тебе меня учить».

Господин Веронин с отеческой мягкостью стал убеждать дочь образумиться, что возымело некоторое действие. Марго уменьшила пыл, став куда более сдержанной. Но при этом не сдвинулась со своих позиций. Кажется, она обещала совершить какой-то поступок в самое ближайшее время, и отец ей в этом не сможет помешать. Господин Веронин пошел на попятную, что для родителя является большой ошибкой, стал соглашаться и уговаривать не спешить с каким-то неразумным поступком.

Марго, совершенно овладев собой, говорила ровным голосом. Смысл сказанного был тот, что она сама будет принимать решение, как ей поступать. С этим она выскочила из пансиона, громко хлопнув дверью. Бедному господину Веронину оставалось только кашлять в одиночестве. Вслед за тем появился кто-то из его родственниц, вероятно, высунувшись из своего номера: я услышал застенчивый женский голос. Видимо, поединок с дочерью истощил запас мягкости несчастного Веронина, и он довольно грубо прикрикнул на женщину. После чего я вынужден был вернуться к себе.

Услышанное натолкнуло меня на размышления. Вероятно, мне придется пересмотреть стратегию розыска. Что к лучшему: результат может быть очень скоро. Без сомнений, ясно одно: похищенное находится здесь. Мне придется устроить некую ловушку, в которую попадет преступник и вынужден будет отдать украденное. Это будет нелегко, но ведь за это дело взялся ваш покорный слуга, милая Агата. Не знаю, что может мне помешать. Но нет, в этом я покривил душой. Меня не оставляет чувство, что здесь готовится нечто большое и зловещее, к чему я искренно не готов. Не могу объяснить вам, дорогая, откуда взялось это чувство. Но оно не покидает меня с того момента, как я вошел в вагон. Быть может, это всего лишь фантазия, навеянная этой мрачной, заснеженной страной…

В маленьком доме часто хлопали двери. Коридор бельэтажа оказался местом довольно бойким. Не успел нотариус спуститься по лестнице, как из своего номера показался господин с бородой. Приличия требовали, чтоб соседи хотя бы поздоровались. Ванзаров не стал обращаться к нему по фамилии, а нейтрально пожелал доброго вечера. На него обрушился поток радости. Господин Меркумов без церемоний заявил, как он рад такому соседству, как неловко себя чувствует в столице, спохватившись, назвал фамилию и, совершенно смутившись, чего трудно ожидать от взрослого мужчины, добавил имя и отчество.

– Очень рад знакомству, Леонтий Иванович, – просто сказал Ванзаров, представившись. – Откуда прибыли к нам?

– Ох, из Саратова… – застенчиво ответил Меркумов.

Простая наблюдательность без помощи психологики обычно давала портрет сразу. Оглядев жителя провинции, Ванзаров не смог определить, чем именно он занимается. Костюм из дорогой ткани, но плохо пошит. Галстук модный, но повязан неумело. Сорочка несвежая, ботинки натоптанные, неновые. Цепочка фальшивого золота из кармашка жилетки говорила скорее о наивности, чем желании произвести впечатление. На холеных пальцах с аккуратными ногтями только дешевое обручальное кольцо.

– Как попал в столичную круговерть, так и не могу опомниться, – продолжил он.

– Коммерческий интерес дается трудами великими… – подсказал Ванзаров.

Меркумов горестно вздохнул.

– Да какой тут интерес, шкура бы уцелела…

– Партнеры недобросовестные? Это у нас сплошь и рядом, и в столице, и везде…

– Да уж, такие люди тут у вас, что и не знаешь, как себя поставить…

– Так скажите, что случилось. Вдруг помогу, я многих в столице знаю…

Только этого Меркумов и ждал.

– Ой, спасибо вам, господин хороший, – он схватил ладонь Ванзарова и принялся ее трясти. – В такой переплет попал, что и не знаю… Я ведь актер…

– Актер? – невольно переспросил Ванзаров.

– Именно так… – Меркумов глубоко поклонился. – Фамилия моя в столицах неизвестна, но на Волге про меня знают… Бенефисы дают, публика меня любит… Премьеру по шекспировской «Буре» должен был играть…

– Завистники подсидели?

– Хуже, сам в петлю полез… – И Меркумов, заслонив собой проход, рассказал занимательную историю.

Несколько дней назад он получил из Петербурга приглашение на роль в Александринском императорском театре – мечта любого провинциального актера. Меркумова приглашали на главную роль в постановке пьесы Островского. Нужен был им настоящий волжский типаж. Такой шанс актеру выпадает раз в жизни. Меркумов бросил все и приехал в столицу. Так он был рад, что мечта его осуществится, что прямо с поезда, не заезжая в гостиницу, которую для него сняли, явился в театр. И тут открывается, что про него никто и слыхом не слыхивал. Роль ему никто давать не собирается, а предложили убираться подобру-поздорову, пока городового не вызвали. Удар был чудовищный. В Саратове Меркумов бросил главную роль. Вернуться ему назад невозможно: из губернского тетра его в шею погонят. И в столице, оказывается, никто не ждет. Главное, не понять: кто такой розыгрыш устроил? Для чего? Зачем?

Делать нечего, Меркумов никого в Петербурге не знает, денег почти нет, остается одно – поехать в гостиницу. К удивлению, на его фамилию заказан номер, что уже было недурно. Меркумов заходит в номер и обнаруживает на столе конверт. А в нем пространное письмо, в котором ему приносят извинения за ошибку и в качестве компенсации предлагают ангажемент: выступление в санатории «Курорт» на все Святки. Гонорар находится тут же. Он так велик, что Меркумов безбедно может прожить на него год. Только требуется выехать немедленно…

– Не покажете письмо? – спросил Ванзаров.