Антон Чиж - Из тьмы

– Отчего же так?

– Он решил поиграть в игры, которые непозволительны для чиновников. А чиновника полиции – тем более.

– Что это за игры? В карты проигрался?

– Нет, дорогая Ирэна, такая игра, где ставки идут не на деньги, а на жизнь… Увольте от подробностей, я сам толком не знаю.

– Так у него вы станете узнавать о моем спасителе? – спросила она задумчиво, пытаясь справиться с огромным, невозможным грузом, что упал на нее. Хуже всего, что Ирэна никак не могла поверить в сказанное. Но и сомневаться не было резона.

– О нет! – твердо сказал Гурович. – Об этом не может быть и речи. Ванзаров – последний человек, к которому я обращусь за помощью.

– Вот и прекрасно! – Ирэна решительно взяла его под руку, словно заглаживая досадное недоразумение. – Давайте гулять, расскажите что-нибудь интересное.

Они пошли по Летнему саду. Гурович блистал остроумием. Ирэна улыбалась ему, хотя это давалось ей с некоторым трудом. Быть может, холод стягивал нежную кожу…

Смертность в больнице была довольно высока даже по российским меркам. В отчетах, что отправлялись в городскую управу, цифра называлась честно, но в пояснениях указывалось, что причина смерти отнюдь не врачебная. Больница Св. Николая Чудотворца была переполнена. Большинство пациентов, которых свозили со всего города, были безнадежные. Они-то и портили статистику. Чечотт как главный врач делал все возможное, чтобы помочь и облегчить их страдания. Но возможности были крайне ограничены.

Лечили мушками, пиявками, бромистыми препаратами и мазями с рвотным камнем. Чечотт даже открыл водолечебницу, полагая, что водные процедуры будут благотворно сказываться на больных. Вот только купальня стояла на реке Пряжке, и в нее с другого конца больницы сливались отходы канализации. Врачи еще готовили доморощенные лекарственные средства, но в ход уже вошли патентованные заграничные таблетки. Больным все это помогало крайне слабо. Кому было суждено, тот оканчивал дни свои, несмотря на пиявок и таблетки.

Изучая сводку за прошедший день, Чечотт только хмурился и думал, как в очередной раз ему предстоит выслушивать в городской управе мудрые советы и строгие замечания о печальных результатах лечения. И сколько он ни просил разгрузить больницу, отдав часть больных в лечебницу Св. Пантелеймона или в загородный филиал, после чего приступить к немедленному строительству нового корпуса, в ответ слышал только одно: денег нет, находите возможности. Что хотите делайте, доктор, но совсем уж неприличные цифры, какие и газете показать страшно, должны быть выправлены непременно к следующему разу. Иначе последуют строгие выводы. Чечотт давно выучил правила игры городских чиновников: если внимательно слушать и со всем соглашаться, и даже просить прощения за ошибки, обещая все улучшить, все будут довольны. Лишь бы не требовать слишком ретиво денег на больницу. В игру эту он играл много лет и не боялся потерять место. За померших больных еще ни одного главного врача от места не отлучили.

Доктор проверил еще раз все фамилии и с грустью подумал, что труды его могут и не привести к рождению стройной теории. Он подписал лист и отложил в сторону, как делал много раз. Дел у него на сегодня было, как обычно, чрезвычайно много, начинать можно было с любого. Он подумал, что первей всего следует заняться тяжелым случаем Psycho-hysteria [21]. Больной недавно поступил к ним. Доктор взял новый блокнот, что всегда делал, когда брал интересный случай, написал фамилию пациента и дату первого осмотра. Еще надо было оставить кое-какие вводные пометки, но сделать этого он не успел. Дверь резко распахнулась, и в кабинет ворвался господин крайне взволнованного вида.

– Что у вас случилось? – заявил он с порога, забыв, что воспитанным людям следует вначале поздороваться.

Чечотт не был расположен снова выслуживаться перед этим субъектом, чей бы грозный приказ ни хранился у него в кармане. Вчерашнего вполне достаточно. Но и указать на дверь вот так прямо было затруднительно. Доктор счел за лучшее обращаться с ним, как с пациентом. В конце концов, не так уж он и далек от помешательства…

– Могу заверить вас, совершенно ничего… Доброго вам утра, пан Ванзаров. – Голос доктора был мягок. Так говорят с непослушным ребенком.

– Около правого крыла здания дворник засыпает лед песком, но сыпет только в одном месте, где никто не ходит. Зато оно находится сразу под несколькими окнами палат. Так засыпают кровь. Было бы лето, смывали бы водой. Неужели Николай Апс совершил самоубийство?

Доктор с сожалением подумал, что такой ясный рассудок еще не скоро доведет пана Ванзарова до больничной койки. Но ему нервы потреплет наверняка. Надо уметь из полного пустяка делать такие выводы. Что неприятно: выводы правильные.

– В отделении беспокойных больных окна зарешечены, – ответил он. – Господину Апсу ничто не угрожает.

– Кто выпрыгнул со второго этажа?

– Никто не выпрыгивал. Это несчастный случай. Пан Ванзаров, я отношусь к вам с исключительной симпатией, но у меня мало времени… – Чечотт дал понять, что не намерен все это терпеть. Всему есть предел.

– Почему не вызвана полиция? Почему пристав не провел осмотр тела?

Какой неугомонный, в самом деле. Нет, видно, не отвяжется.

– Полицию надо вызвать, пан Ванзаров, когда это надо… – Чечотт постарался намек сделать прозрачным. – А тут случилась неприятность, от которой никто не застрахован. У нас специфические больные.

– Кто?

Это уже походило на допрос, чего доктор терпеть не мог от всех этих напыщенных столичных чиновников. Все они одним миром мазаны.

– Больной страдал сомнамбулизмом [22], однажды это должно было кончиться плохо. Прошу меня простить… – Чечотт решительно поднялся из-за стола, пряча блокнот в карман.

– Значит, Янек вдруг решил выпрыгнуть ночью в окно…

Говорит так, будто зачитывает приговор. Сносить такое обращение Чечотт был не намерен.

– Вы правы, пан Ванзаров, бедный юноша выпал из окна. И я непременно отмечу, что это произошло после того, как с ним побеседовал чиновник сыскной полиции. Вы не подумали, что ваш разговор мог привести к таким последствиям? Так вот знайте, к чему может привести неосторожно сказанное слово… И позвольте, меня ждут больные.

Ванзаров повел себя возмутительно. Вместо того чтобы выйти, он сел и положил шляпу на стол доктора.

– Вы говорите о цене слова? Очень хорошо. Тогда послушайте о цене других слов, – сказал он, не отрывая взгляда от доктора. И была в этом взгляде такая необъяснимая сила, что доктор невольно присел. – Когда Янек рассказывал вам о своем ночном видении, он действительно видел живых людей в черных плащах-накидках. Это был не сон. Я видел в саду следы на снегу. Но это не главное. Куда хуже, что эти призраки – убийцы. На их совести уже несколько жизней. И они возьмут еще. Вот вам цена слова, пан Чечотт.