Борис Акунин - Внеклассное чтение. Том 2

Попрощались с шофером, который отправился с накладными к какому-то отцу Ипатию. Остались у надвратной башни вдвоем.

Дилемма, над которой Фандорин ломал голову всю дорогу от Москвы, так и не была решена.

Идти к Куценко или нет? Этот человек сделал свой выбор. Наверняка давшийся ему нелегко, но всё же окончательный и обжалованию не подлежащий. Было, скорее всего, так. Он искренне намеревался выполнить условия сделки, но, когда увидел торжествующую физиономию врага, ненависть выжгла из его сердца любовь, перевесила ее. Или же порыв был менее романтического свойства: Мират Виленович просто физически не смог выпустить из рук желанный куш. Закоченел, как чеховский дьячок при виде лохани с черной икрой, и забыл обо всем на свете. Так или иначе, он сам отказался от дочери. Согласился с тем, что он больше не отец.

Вопрос в том, согласилась ли с этим Мира? Девочка немного постояла возле молчаливого магистра и отправилась гулять по монастырской территории. Задрав голову, разглядывала купола, садилась на корточки, чтобы прочитать полустертые надписи на старинных надгробьях. По виду — самая обычная экскурсантка. Приехала с классом или с родителями, да и отбилась от своих.

Ладно, Мират Виленович оказался негодяем, думал Николас. В иных обстоятельствах следовало бы предать эту жертву алчности, этого скупого рыцаря презрению, вычеркнуть из своей жизни. Но у кого кроме Куценко искать защиты от опасности?

Жанны больше нет, но Ястыков-то остался. Он наверняка жаждет возмездия, а головорезов у Олега Станиславовича и без Жанны предостаточно. Кто-то из них приставлен следить за фандоринской квартирой. А там живет маленькая черноволосая женщина и двое четырехлетних любителей сказок, которых Ясь обещал оставить в живых, только если операция пройдет успешно. Ястыков же, как он сам сказал, человек слова.

И все прочие соображения стали несущественными.

Николас быстро направился к Мире, сосредоточившись только на одном: как уговорить ее вернуться к отцу. Если девочка заупрямится, Алтын и дети погибли — защитить их будет некому.

Миранда склонилась над серой, поросшей мхом плитой. Оглянулась на Фандорина, и он увидел, что ее глаза сухи, а лицо непроницаемо. Значит, уже приняла решение, с замиранием сердца понял он.

— Смотри, какая смешная надпись, — сказала она, водя пальцем по полустершимся буквам. — «На сем месте погребен конной гвардии вахмистр Дмитрий Алексеевич Карпов на седмом году возраста своего веселившимся успехам его в учении родительским сердцам горестное навлекший воспоминание преждевременною 16 марта 1795 года своею кончиною. Покойся милый прах до невечерня дня».

— Что ж тут смешного?

— Ну как же — вахмистр на седьмом году возраста. И грамматика — шею свернешь.

— Витиеватость считалась в те времена хорошим тоном, — объяснил Николас, не зная, как подступиться к разговору.

Мира задумчиво протянула:

— Красиво — «до невечерня дня». Отчего малыш умер? Жалко.

Выпрямилась и пошла гулять дальше, Николас же шел следом, уже чувствуя с нарастающим отчаянием, что не найдет таких слов, которые заставили бы его гордую воспитанницу вернуться к предавшему и продавшему ее отцу.

В этот холодный и солнечный ноябрьский день монастырь был почти безлюден. Присыпанные снегом деревья, забытые могилы, утонувшие в земле старые стены — всё это, казалось, и не нуждалось в людях, отличным образом обходилось без них.

Может быть, именно поэтому Мира повернула от церквей в сторону дальней стены, где располагались домики монастырских служителей.

Николас тащился следом, невидящим взглядом посматривая на палисадники, огороды, окошки с цветными занавесками. Как найти правильные слова, чтобы она переступила через свою боль, через ужасную травму и, несмотря ни на что, простила Мирата Виленовича? Есть ли вообще на свете такие слова?

Было очень тихо, только поскрипывал снег под ногами, да бубнило где-то радио.

— Криминальная хроника, — произнес бодрый женский голос. — Сегодня утром в автомобиле «БМВ», припаркованном на стоянке возле здания Госкомимущества, обнаружены два трупа с огнестрельными ранениями. Оба мужчины убиты выстрелом в рот.

Судя по документам, это известный предприниматель, владелец сети аптек «Добрый доктор Айболит» Олег Ястыков и его шофер Леонид Зайцев. Несмотря на то, что двойное убийство произошло в людном месте и в дневное время, свидетелей преступления нет. Оперативно-следственная группа…

— Мира! — закричал Фандорин во всё горло. — Мира!

И не смог продолжить — пошатнулся. Облегчение было таким абсолютным, таким физическим, что его замутило, как водолаза, слишком быстро вынырнувшего из-под толщи воды.

— Что?! Коля, что с тобой?! — испуганно пискнула Мира.

Кинулась к нему, крепко обняла, чтобы не упал.

— Тебе нехорошо? Сердце?

— Она его убила, — с не по-христиански ликующей улыбкой сообщил Николас. — Жанна. Ястыкова. Выстрелом в рот. Это ее манера. Вот почему она сказала: «С Олежеком проблем не будет». Мне… то есть нам больше нечего бояться.

— Ну и хорошо, — сказала она помолчав. — Значит, я могу туда не возвращаться.

Он несколько раз моргнул, не сразу вникнув в смысл ее слов. Когда же вник, стало стыдно — за то, как плелся сзади побитым псом и подыскивал ключик к ее сердцу.

— Ну и правильно.

Николас снял снежинку с ее волос, потом другую, третью. Не удержался, поцеловал туда, где у корней золотился нежный пушок.

— Поехали в Москву. Будешь жить у меня.

Сказал — и вдруг представил картину своего возвращения. Пропадал невесть где десять дней, морочил жене голову какими-то ужасными опасностями, а потом заявился — сияющий, в сопровождении умопомрачительной нимфетки, и бух с порога: «Это Мирочка, она поживет с нами». А тут еще Глен со своей дурацкой запиской… Будет трудно.

На шоссе, у поворота к усадьбе Утешительное девочка вдруг сказала таксисту:

— Нам нужно заехать вон туда, под «кирпич».

Шофер оглянулся на Николаса — тот пожал плечами. Повернули.

— Зачем? — спросил он шепотом.

— Вещи заберу. Мне его шмоток и цацек не нужно, а свой чемодан возьму. Его Роберт Ашотыч на свои деньги купил. Еще там дневник, я его с одиннадцати лет веду. И мамина фотокарточка.

Ее губы были упрямо, до белизны сжаты, но по мере приближения к поместью линия рта постепенно утрачивала твердость, а белизна перемещалась с губ на щеки.

У ворот Мира взяла Фандорина за руку.

— Нет, не могу. Коля, сходи один, а? Ну пожалуйста! Там в шкафу, в самом низу чемоданчик, с наклейками. Инга хотела выкинуть, но я не дала. А дневник и фотокарточка спрятаны в розовой подушке.

— Говорить, что ты здесь? — тихо спросил Николас.