Эля Хакимова - Дело княжны Саломеи

— Или с Яковом, — добавил Тюрк еще одного карапуза на карусель.

— Ну, Иван Карлович, какой вы приметливый! — восхитился Максим Максимович. — Зоркий орел!

— Орел — птица.

— Именно!

— Я человек, — пожал плечами Тюрк.

— Да будет вам, Иван Карлович! — возмутился Грушевский. — Добро вам дурачка из себя разыгрывать, когда сами во стократ умнее многих других. Ну, зачем вам этот спектакль, давно хотел у вас спросить?!

— Я не могу управлять мнением о себе, — равнодушно пожал плечами Тюрк. — Была еще одна вещь. Она сказала, что «на этот раз» ее не обманут.

— Это все расшатанные нервы, — отмахнулся Грушевский. — Виданное ли дело, потерять дочь-красавицу в осьмнадцать лет. Перед самой свадьбой. Да еще чувствовать себя виноватой. Жениха-то родители нашли. Однако княгиня — та еще шарада. Удивительная женщина. И вы знаете, если начинать психологические опыты, то можно обратить внимание на сходство княжны с родителями. Судя по портрету, внешностью она пошла в отца, а вот нравом в матушку, не иначе. Тоже весьма решительная была особа. И себе на уме. Узнала как-то про маменькино прошлое, не постеснялась употребить его в пользу своего возлюбленного. И все тайком. Умудрилась же побывать и в кабаке озерковском, и в правительственной канцелярии, закрытой для простых смертных, и в ночной вылазке перед венчанием! В мое время не было таких смелых барышень. Уж не говорю о моей милой боязливой Пульхерии Ивановне, вот кто крестился на любую тень от плетня. — Грушевский грустно улыбнулся, отчего-то вспомнив, как весело чирикали воробышки, когда он по обычаю раскрошил пасхальное яйцо на могиле супруги в прошлую Пасху.

В этот момент они подкатили к парадной роскошного дома на Английской набережной, в котором и находилась канцелярия высокого сановника. От одного вида усатого швейцара в золотых позументах и медалях у всякого простого смертного должна была испариться малейшая охота зайти внутрь. Они, конечно, подкатили не на простом лихаче, а на «Серебряном призраке», но, видимо, для строгого швейцара важны были только гербы. Причем желательно с двуглавым орлом [9] Указание на принадлежность ко двору. . Как и боялся Грушевский, дальше вестибюля перед парадной мраморной лестницей их не пустили. Сначала, недоверчиво покосившись на письмо от княгини, швейцар основательно подумал и пообещал передать просьбу об аудиенции секретарю. «Но маловероятно-с», — покачал он головой. И, действительно, прошло пятнадцать минут, двадцать… Швейцар в фуражке с золотым околышем развел руками, я, мол, предупреждал. Наконец спустился чиновник, скользким взглядом бегло глянул на просителей. Не то что Грушевский в его стареньком сюртуке, но и с иголочки одетый Тюрк мало его впечатлил. Тут на улице раздались голоса, и вовремя опомнившийся швейцар открыл стеклянные двери перед высоким пожилым господином в придворном вицмундире. Он отчитывал молодого офицера, который следовал за ним.

— Ставлю вашему благородию на вид, — сквозь губы раздраженно пенял сановник подчиненному. — За упущения, замеченные в подконтрольном вам районе.

Заметив посетителей в вестибюле, он холодно приподнял бровь в направлении скользкого секретаря. Тот кинулся к нему и забормотал что-то едва слышным шепотом, затем протянул конверт с запиской княгини. Грушевский стоял достаточно близко, чтобы хорошо рассмотреть всесильного Керна. Высокий мужчина лет шестидесяти, с редкими седыми висками, небольшой каштановой бородой и усами, лицо имел закрытое, как мундир, застегнутый на все пуговицы. Он больше не удостоил никого ни словом и в мертвой тишине прошел вверх по лестнице. Грушевский разочарованно вздохнул и повернул к двери, но скользкий его окликнул:

— Куда же вы, господа, пожалуйте наверх, вас примут.

После еще одного, но уже пятиминутного ожидания двери, перед которыми их оставил скользкий, отворились, и другой чиновник пригласил их внутрь. Пройдя роскошную приемную, как музей, обставленную мраморными статуями, золочеными креслами, инкрустированными столами и бронзовыми светильниками, они наконец очутились в кабинете, где их ждал господин Керн. Он стоял у окна и даже не соизволил повернуться. Хозяин кабинета не сел сам и не предложил этого гостям, но начал говорить довольно вежливо, хотя и сдержанно.

— Господа, меня просили оказать вам внимание. Чем могу?..

— У нас вопрос касательно предмета, по поводу которого вам нанесла визит одна дама. Что просила у вас княжна? — Грушевский почел за благо развязаться с этим делом побыстрее и не тратить время на светские разговоры и обращения по полной форме.

— Да, княжна была у меня. Она хлопотала за некоего господина Пешкова, Зиновия, кажется.

— И все?

— Да.

— Радлов? — прокаркал Тюрк.

— Стало быть, вы знаете. Да, его арестовали, но выпустили. Моего вмешательства не потребовалось. Все? — холодно отчеканил Борис Георгиевич.

— Вы послали филера и Призорова в Свиблово, зачем? — неугомонный Иван Карлович не собирался уходить.

— Ну, хорошо. Да, распри между архимандритом и местными жителями из-за старца действительно не являются причиной моего пристального интереса к Свиблову. Я послал туда лучшего агента скорее для очистки совести, не предполагая, разумеется, всех трагических последствий. Меня неприятно поразило, что дочь женщины… которая была моей женой, оказалась связана с темными личностями, преступниками против строя и государя. Пусть меня не считают… не имеет значения, что княгиня оборвала все связи… — Он замолчал и снова отвернулся к окну. — Я все же, несмотря ни на что, чувствую ответственность за нее. Это до сих пор моя обязанность, перед Богом мы муж и жена, не люди нас соединили.

— Вы следили за княжной?

— Слежка велась за лицами, причастными к террористической организации. И они там были, если судить по сведениям агента, которые он посылал оттуда, пока его не застрелили.

— Так, значит, Зиновий — революционер, и где же он? — уточнил Грушевский.

— Как раз сейчас господин Призоров направляется в Ревель, где с парохода сняли человека, похожего на подозреваемого. Он не поехал в Америку. Сдав билеты, отправился в Свиблово. Вы понимаете теперь, что мои опасения были не беспочвенны? Где он там скрывался, неизвестно. Но через день после того, как пропала княжна… как нашли ее тело, он купил билеты на пароход, однако уже не в Америку, а в Марсель.

— Правильно, на первое время затеряться легче там, — пробормотал Максим Максимович.

— При аресте он отстреливался. Так что вы видите, что это за человек.

— Даже если это он стрелял в княжну, погибла она не от раны в плече, — задумчиво проговорил Иван Карлович.

— Значение имеет то, что в окружении князей есть подобные субъекты, и это неизбежно привело бы к трагедии или чему-то грязному и непозволительному, — повысил голос Керн.