Вадим Сухачевский - Слепень

Вид у девушки был виноватый.

– Говорить можно свободно, – сразу затараторила она, – я хорошо все проверила, у меня специальный приборчик есть, – и показала какую-то коробочку. – Полезла в шкаф, тоже проверить, а тут – вы… – И добавила угрюмо: – Вам же было не до меня, вот я и решила: уж лучше я тут, в шкафу, пересижу… Дядя Юрочка, тетя Катенька, вы ведь не сердитесь?..

И наряд на Полине был какой-то вызывающий, но при этом выглядела она настолько жалко, что Юрий не смог удержаться от улыбки:

– Ладно, проехали… – сказал он. – А покуда полезай-ка обратно в шкаф да дверцу хорошенько прикрой, мы оденемся. Чур, не подглядывать!

– Ага! Конечно!.. – Девушка исчезла в шкафу, и дверца плотно закрылась. Сидела там, кажется даже не дыша, пока Юрий наконец не разрешил:

– Все, можешь вылезать, Мата Хари.

Лишь когда перешли месте с ней в гостиную, Катя сказала:

– Ну, теперь рассказывай, дитя-злодей.

Полина огрызнулась (без того она не могла):

– Никакой я не злодей! А если вам злодеи нужны, то… – И выпалила: – Он уже здесь, в Варшаве!

– Кто?

Полина, понизив голос, произнесла:

– Слепень! Ну, Слепченко! Он, гадина, уже несколько дней как тут!..

Да, новость была не из приятных…

Дальше девушка рассказала, что Слепня перевели в Варшаву из Витебска, и генерал Николаев узнал об этом только неделю назад. Необходимо было Катю и Юрия срочно предупредить. Генерал вспомнил, что она, Полина, единственный оставшийся в живых человек, который хотя бы по каким-то чертам мог опознать Слепня, и решился, кажется, даже ни с кем не согласовав, забросить ее сюда, тем более что она немного говорила по-немецки и отлично знала польский язык.

– Это еще откуда? – удивилась Катя.

Оказывается, их, «невидимок», готовили к заброске в Польшу еще в тридцать девятом году, но не забросили, потому что тогда все и без «невидимок» в один день решилось. И она «пропшекала» по-польски какую-то длинную тираду, из которой ни Катя, ни Юрий не поняли почти ничего.

– Так-то! – заявила Полина победоносно. – Думали, вы тут одни – полиглоты? Вы бы видели, как нас, «невидимок», учили! Не то что вас ваши бонны. У нас чуть что не так – сразу в зубы или в ледяной карцер на пару-тройку дней, так что мы быстро осваивали.

Катя поинтересовалась:

– А забрасывали тебя сейчас как?

На что Полина только фыркнула:

– Великая проблема! Я же «невидимка», забыли? – И добавила: – Не волнуйтесь, я даже легализовалась. Не хуже, между прочем, чем вы, может, и получше даже. – Не без гордости пояснила: – Я теперь – пани курва . [46] «Пани курва» на вполне литературном польском языке – весьма уважительное обозначение проститутки.

Да, ее вид и наряд вполне соответствовали…

– О боже! – всплеснула руками Катя, на миг превращаясь в леди Сазерленд. – С кем мы связались!.. У тебя что же, уже и клиенты имеются?

– А как же без клиентов? – подыграла ей Полина. – На какие шиши тогда жить?.. Правда, у меня пока только один клиент – зато постоянный. Платит, увы, оккупационными марками, зато однолюб! Как увидел меня – так сразу по уши и втюрился. Обер-фельдфебель Вилли Куц! Кавалер Железного креста, прибыл с Восточного фронта для излечения.

– Где ж ты такого однолюба нашла? – спросила Катя. И вдруг догадалась: – Да неужели же?..

– Да, Викентий, – кивнула Полина, – а кто ж еще? Я девушка приличная, стала бы я с кем ни попадя путаться!

– О чем там Николаев думал?! – ужаснулся Васильцев. – У Викентия немецкий язык на уровне нашего седьмого класса!

– Ну, я его за пару дней немного поднатаскала…

– Тоже – в холодный карцер? Или по зубам?

– Да нет, так, чуть-чуть… Ему, в общем, говорить и без надобности, только мал мала понимать. Он же у меня, бедняжка, почти совсем онемел после контузии, о чем и справка со всеми печатями из госпиталя есть. Только мычать и может, бедненький. А если что и сказанет – так он же у меня фолькс-дойче, родом с Поволжья, они там по-немецки говорят, как наш Афанасий Хведорук по-русски. В общем, тут никаких проблем.

Васильцев буркнул:

– Все-то у вас «никаких проблем»! Детвора!.. – Тут же, однако, понял, что не справедлив: по части конспирации Полина, подготовленная «невидимка», могла дать фору и ему, и Кате. Поэтому он тут же сменил тон и спросил уже более миролюбиво: – А остановились-то где?

– Тут, недалеко. У меня квартирка небольшая на улице Огиньского. – И вздохнула весьма убедительно: – Осталась в наследство от матушки моей, пани Ванды Броневской… Всю жизнь, бедная, занималась таким же ремеслом и вот скопила по грошику для единственной доченьки своей, для меня, для Броневской Моники… Папеньки-то своего я вообще не знаю… – Девушка даже слезу пустила вполне убедительно.

– Ладно, – кивнул Юрий, – ну а сюда-то, в гостиницу, ты как проскочила? Это отель для избранных, сюда не пускают таких.

– Еще бы! Куда уж нам, эдаким!.. – Она хитро посмотрела на Катю. – Но у меня ключик был. Я же по вызову самой миссис Сазерленд.

Катя нахмурилась:

– Ты с ума сошла! Чего это ради мне тебя сюда вызывать?

– А того и ради! У богатеньких свои причуды. Вы решили сделать месье графу сюрприз. Слыхали про любовь втроем? Называется… – Полина старательно выговорила по слогам непростое слово: – Промискуитет.

Юрий подумал: интересно, в школе «невидимок» научили ее этой гадости или генерал Николаев расстарался?

– Боже!.. – вздохнула Катя. – И ты посмела сказать это портье? Завтра же вся Варшава узнает!.. Да, опускаюсь все ниже… – И трагикомично воскликнула: – О, мой бедный супруг лорд Сазерленд!

– Ну, это уж и мы, и он как-нибудь переживем, – усмехнулся Юрий, – а вот что́ будет, если какие-нибудь подружки этой Моники… или как там у вас это называется?.. Если они случайно увидят тебя – что тогда?

– Зачем же «случайно»? – пожала плечами Полина. – Я на днях сама со всеми своими курвами-подружками переобнималась, шнапсика вместе дерябнули, о жизни поплакались… Настоящая-то Моника Броневска еще в тридцать девятом дунула в СССР, думала, там будет лучше, чем под немцем… В общем, генерал Николаев нашел ее где-то в наших лагерях, дал нам хорошенько пообщаться, так что я все ее секреты знаю, и про нее саму, и про подружек ее варшавских. Кстати, мы с этой Моникой здорово похожи, а за такое время она, Моника, сильно измениться могла. Да и на всех наших столько всегда всякой косметики, что и не доковыряешься до настоящего лица. – Она усмехнулась: – Чи вжисткие пытание одповьедзаелем, пана храбиего? [47] На все ваши вопросы ответила, господин граф? ( польск. )

«Пан храбиа» [48] Господин граф ( польск ). вынужден был признать, что, несмотря на столь сжатый срок, генералу Николаеву удалось подготовить все наилучшим образом. Дальше Полина поведала еще кое-какую информацию, которую Николаев неведомыми путями добыл уже после заброски Кати и Юрия.