Андрей Добров - Смертельный номер. Гиляровский и Дуров

Я слушал его жадно – давно никто при мне так хорошо и искренне не говорил.

– Ну и слава богу! – небрежно бросил Анатолий. – Слава богу, Володенька, что будущее не захватят ангелы во плоти!

– Почему? – недоуменно спросил я.

– Да потому что мы тогда останемся без работы! – засмеялся Дуров-младший. – Если не будет пороков, то и бичевать будет нечего. И некого. Ведь тогда и сатиры не будет. И нас не будет. И смеха не будет. Все будут ходить серьезные, как обер-полицмейстеры.

– А и пусть! – махнул рукой Дуров-старший. – Пусть! Пойдем работать в школу. Если я уж пеликана научил трюкам, неужели я и детишек не смогу обучить чему-то хорошему?

– Ты-то – да! А я? – спросил Анатолий.

– Да и мне придется остаться без работы, – пробормотал я. – Если у всех все хорошо, то о чем же писать в газетах? Однако, Владимир Леонидович, вы мне запишите адресок этого вашего Целиковского.

– Циолковского, – поправил меня Дуров-старший, – обязательно.

– Хочу сам посмотреть на такого чудо-человека. А кстати, где ваш Ванька?

Владимир отвел глаза.

– Приболел он.

– Что такое? – встревожился я.

– Да так…

– Запил он, – твердо сказал Анатолий Дуров. – Как мамзель Макарова с каната грохнулась, так запил.

– Чего это? – спросил я.

– Сами догадайтесь! Любовь!

– О-о-о! – Я от неожиданности хлопнул себя по ноге.

– Да-с. Вот такая оказия-с. Тайная, страстная и совершенно безнадежная любовь.

– Да… дела… И как же вы, Владимир Леонидович, будете участвовать в новогоднем представлении?

Дуров-старший развел руками:

– Да вот, попросил брата помочь. Только боюсь, надо его загримировать хорошенько, а то публика только ему и будет аплодировать.

– Да брось прибедняться! – парировал Анатолий. – Придумал тоже! Видишь ли…

Но Анатолия прервало дребезжание дверного звонка – кто-то крутил ручку, не переставая.

– Кто это? – спросил Анатолий, – Ты кого-то ждешь?

– Нет. Пойду посмотрю.

Владимир Леонидович встал и вышел в коридор. Послышались звук отпираемого замка, потом голоса и тихий вскрик. Все это время мы с Анатолием сидели неподвижно, вслушиваясь.

Скоро в комнату вернулся Владимир.

– Ничего не понимаю! – сказал он тихо. – Толя! Может, ты поймешь? Или вы, Владимир Алексеевич, может, вы объясните? Как такое может быть?

– Что случилось? – напряженно спросил Анатолий.

– Утром повесили новогоднюю афишу. А час назад – опять череп! Но почему?

Он повернул ко мне побледневшее лицо.

– Владимир Алексеевич, ведь все уже закончилось! Как такое может быть?

Я встал.

– Не хотел я вас расстраивать раньше времени, друзья, но, похоже, ничего не закончилось. Мы шли по ложному следу.

– По ложному? – вскричал Владимир Леонидович. – И… что теперь делать?

– Полагаю, что мне известно, кто виновник, – ответил я твердо, молясь в душе, чтобы мои слова были правдой. – Но мне надо изобличить его. Потому как прямых доказательств у меня нет. Только уверенность в подозрениях. Однако для того, чтобы поймать негодяя, мне понадобится ваша помощь.

Когда мы добежали до цирка, уже начало темнеть. При свете фонарей еще издалека было видно, что возле входа собралась толпа людей – частью из прохожих, но были в ней и члены цирковой труппы. Мы с Дуровыми протиснулись поближе к афише. На большом листе картона, прикрытого от снега небольшим козырьком, художник изобразил новогоднюю ель из проклепанного металла, украшенную яркими звездами. Вокруг ели кружились клоуны, одетые в комические «костюмы будущего». Внизу были изображены дамы в невообразимо вольных туалетах – юбки выше колена, шляпки с пробирками и научными приборами, низкие декольте. На заднем плане наездник на металлической же лошади, нес флаг с надписью: «2000 год». И поверх этого флага был нарисован углем силуэт черепа.

Мы переглянулись и вошли внутрь.

– Владимир Алексеевич, вы куда сейчас, – спросил Анатолий, сдавая шубу на руки гардеробщику.

– Сначала загляну к директору. А вы?

– Мы, наверное, пойдем, потолкуем с коллегами. К тому же скоро начнется общий прогон. Если будут какие-то новости, найдите нас, хорошо?

– Обязательно.

Пожав друг другу руки, мы расстались. Я, пройдя через гардероб, поднялся в директорский кабинет и постучал в дверь.

– Войдите! – послышался голос Лины Шварц.

Она была не одна. В одном из кресел, закинув ногу на ногу, сидел Захар Борисович Архипов, офицер сыскного отделения.

– Добрый вечер, – поздоровался я.

– Здравствуйте, Владимир Алексеевич, – кивнула Лина, немного покраснев. Мы еще не виделись с той некрасивой сцены, когда она буквально выгнала нас с Саламонским. Я гадал – ей стыдно за тот поступок или же она теперь переменила ко мне свое отношение и больше не хочет иметь дела…

– Вы кстати! – сказал Архипов. – Уже знаете?

– Да.

Лина откинулась на спинку своего стула и посмотрела мне прямо в глаза.

– Владимир Алексеевич, объяснитесь, пожалуйста.

– В чем?

– Благодаря вам мы считали, что все кончилось. Шматко раскрыт, бежал, и теперь все чувствовали себя в безопасности. Но вот этот череп на афише – что это такое, Владимир Алексеевич? Это серьезно?

– Да, это серьезно, – сказал я.

– Но как?

Честно говоря, я не хотел посвящать Лину в то, что было мне известно. Вернее, в то, о чем я догадывался. Но меня смущало присутствие сыщика. Если он потребует от меня разъяснений дела, то как я смогу отказаться. Тем более что и сам Архипов поглядывал на меня с интересом. Но при этом все-таки молчал.

– Сам не знаю как, – солгал я. – Однако в прошлые разы это было серьезно. Так что стоит готовиться к худшему и на этот раз.

– Вы меня убиваете! – сказала Лина.

– До представления осталось пять дней, – сказал я. – Мне уже известно многое. Надеюсь, в этот раз все закончится по-другому.

– Отлично! – Архипов резво встал из кресла. – Владимир Алексеевич, я собираюсь задержаться сегодня в цирке надолго. После того как вы переговорите с госпожой директором, попрошу вас уделить и мне минуту внимания.

Я кивнул.

Когда за сыщиком закрылась дверь, я обернулся к госпоже Шварц.

– Простите меня…

– Нет! – твердо сказала Лина.

Я развел руками.

– Нет, – повторила Лина. – Это вы простите меня. Так получилось, что вы посвящены теперь не только в тайны этого цирка, но и в наши с Альбертом тайны. Простите за это. Садитесь.

Я сел в кресло, которое еще сохраняло тепло Архипова. Почему-то это ощущение показалось мне неприятным.

– Альберт Иванович, как и многие мужчины, выглядит довольно молодо, – сказала Лина Шварц грустно. – А ведь ему уже в прошлом году исполнилось шестьдесят. И хотя я много моложе мужа – мы поженились в Риге, когда я еще была совсем молода, – мой возраст тоже не предполагает резких порывов и истерик.