К. Сэнсом - Камни вместо сердец

По спиральной лестнице меня провели во внешние комнаты покоев королевы. Я откинул с лица капюшон, как только мы оказались в помещении, по которому деловито сновали туда-сюда слуги и сановники, по большей части с кокардой Святой Екатерины на своих головных уборах. Мы миновали следующую комнату, а потом следующую за ней. Во дворце становилось все спокойнее по мере того, как мы приближались к покоям королевы. Здесь видны были знаки свежего ремонта – новой краски на стенах и украшенных причудливыми карнизами потолках. Широкие гобелены так блистали красками, что глазам было почти больно. Укрывавший пол слой тростника сверху был усыпан свежими ветками и травами, и воздух наполняла смесь божественных ароматов: миндаля, лаванды, роз… Во второй комнате в просторных клетках перепархивали с места на место и пели попугаи. Еще в одной клетке сидела и обезьянка: она как раз карабкалась вверх по прутьям, но замерла на месте, уставившись на меня огромными глазами на морщинистом, старушечьем лице. Мы остановились перед еще одной дверью, возле которой находилась стража. Над нею золотом был выложен девиз королевы: «Быть полезным в моих делах». Стражник отворил дверь, и я, наконец, попал в приемную.

Это было внешнее святилище – личные комнаты королевы находились за ним, позади еще одной двери, охранявшейся солдатом с алебардой. После двух лет супружества королева Екатерина по-прежнему сохранила благоволение короля: отправившись в прошлом году во главе своих войск во Францию, он назначил ее королевой-регентом. Тем не менее, памятуя судьбу прежних жен его величества, я не мог не подумать о том, что по первому его слову вся эта охрана может в любой момент превратиться в тюремщиков.

Стены приемной украшали новые обои с причудливыми гирляндами листьев на зеленом фоне. Комната была обставлена элегантными столами, полными цветов вазами и креслами с высокими спинками. Здесь находилось всего два человека. Одним из них была женщина в простом платье василькового цвета, седеющие волосы которой прикрывал белый чепец. Полупривстав в своем кресле, она оделила меня опасливым взглядом. Разделявший ее общество высокий и худощавый мужчина в адвокатской мантии легким движением прикоснулся к ее плечу, давая ей этим движением знак оставаться на месте. Мастер Роберт Уорнер, солиситор королевы, узкое лицо которого обрамляла длинная, уже начинавшая седеть борода, хотя он был одних лет со мной, подошел ко мне и подал руку:

– Брат Шардлейк, спасибо за то, что пришли.

Будто я мог отказаться! Однако мне было приятно видеть его: Уорнер всегда держался со мной дружелюбно.

– Как поживаете? – поинтересовался он.

– Неплохо. A вы?

– Очень много дел в данный момент.

– A как обстоят дела королевы? – Я заметил, что седоволосая женщина внимательно смотрит на меня и при этом слегка дрожит.

– Очень хорошо. Я проведу вас к ней. У королевы сейчас леди Елизавета.

В пышно украшенном личном покое сидели четыре в пух и прах разодетые камеристки с кокардой королевы на капюшонах. Они устроились с шитьем у окна, за которым располагались дворцовые сады, образцовые цветочные клумбы, пруды с рыбами и изваяния геральдических животных. Все женщины поднялись и коротко кивнули мне, отвечая на мой приветственный поклон.

Королева Екатерина Парр сидела посреди комнаты, в красном, крытом бархатом кресле под алым балдахином. Возле ее ног устроилась девочка лет одиннадцати, гладившая спаниеля. Бледное лицо этого ребенка обрамляли длинные темно-рыжие волосы, а ее платье из зеленого шелка дополняла нитка жемчугов. Я понял, что это и есть леди Елизавета, младшая дочь короля от Анны Болейн. Мне было известно, что король восстановил Елизавету и ее сводную сестру Марию, дочь Екатерины Арагонской, в линии престолонаследования – причем, как утверждали, по настоянию теперешней королевы. Однако они по-прежнему оставались в статусе бастардов и потому именовались леди, а не принцессами. И хотя двадцатилетняя Мария уже являлась видной фигурой при дворе и второй в линии наследования престола следом за молодым принцем Эдвардом, Елизавета, презираемая и отвергнутая отцом, редко появлялась на людях.

Мы с Уорнером низко поклонились. После недолгой паузы королева произнесла сочным и чистым голосом:

– Приветствую вас, добрые джентльмены!

Еще до брака Екатерина Парр всегда бывала элегантно одета, но теперь она была просто великолепна в своем платье из серебряной и красно-коричневой ткани, шитом золотыми прядями. На груди ее пристроилась золотая брошь, усыпанная жемчугами. Лицо королевы, скорее, просто привлекательное, чем хорошенькое, было слегка припудренным, а золотисто-рыжие волосы прятал круглый французский капюшон. На этом любезном лице покоилось доброжелательное выражение, а строгий с виду рот, тем не менее, производил такое впечатление, будто бы она может в любой момент предаться улыбке или смеху посреди всего этого великолепия.

Посмотрев на Уорнера, королева спросила:

– Она ждет снаружи?

– Да, ваше величество.

– Посиди с ней, я скоро ее призову. Она по-прежнему волнуется?

– Очень.

– Тогда, по возможности, успокой ее.

Поклонившись, Уорнер покинул комнату. Я заметил, что девочка, не переставая гладить собаку, внимательно изучает меня. Королева посмотрела на нее и улыбнулась:

– Да, Елизавета, это и есть мастер Шардлейк. Задавай свой вопрос, а потом тебе следует вернуться к занятиям стрельбой из лука. Мастер Тимоти уже будет ждать тебя. – Королева повернулась ко мне со снисходительной улыбкой. – Леди Елизавета хочет задать вопрос про адвокатов.

Я нерешительно повернулся к девочке. Ее трудно было назвать хорошенькой при таком длинном носе и подбородке. Синие глаза смотрели пронзительно, напомнив мне взгляд ее отца. Только, в отличие от Генри, в глазах Елизаветы не угадывалось никакой жестокости, там было лишь напряженное, полное поиска любопытство. Смелый взгляд для ребенка, однако это дитя нельзя было назвать обыкновенным.

– Сэр, – произнесла она чистым и серьезным голосом. – Я знаю, что вы являетесь адвокатом и что моя дорогая матушка считает вас хорошим человеком.

– Благодарю вас, – ответил я, удивившись про себя: итак, она зовет королеву матерью!

– Тем не менее, я слышала, что адвокатов считают скверными людьми, не знающими нравственности, одинаково готовыми взяться за дело и плохого человека, и хорошего, – продолжил ребенок. – Люди говорят, что дома адвокатов построены на головах глупцов и что они используют путаные места закона как сеть, уловляя ею людей. Что вы скажете на это, сэр?

Серьезное выражение на лице девочки говорило, что она не собирается посмеяться надо мной, а действительно хочет услышать ответ. Я глубоко вздохнул: