Андрей Добров - Украденный голос. Гиляровский и Шаляпин

– Что это? – быстро спросил певец.

Я нагнулся и, освещая ступени свечой, осмотрел веревку.

– Вот черт! Ведь это сигнализация. Теперь он знает, что мы идем к нему в гости!

– Тогда давайте быстрей!

Мы перешагнули веревку и быстро одолели последние ступени. Перед нами была простая дощатая дверь, которая распахнулась от простого толчка.

Свет электрической лампы ослепил нас после долгого блуждания по подземелью. Я некоторое время стоял, моргая, чтобы привыкнуть к резкой смене освещения, а потом дунул на свечку у себя в руке.

Мы оказались наверху – в квартире на первом этаже.

В комнате человека, которого преследовали.

Здесь и жил похититель мальчиков.

Только комната была пуста.

Хлопнула входная дверь. Шаляпин бросился к окну и отвел в сторону гардину. За стеклом, покрытым мелкими водяными каплями, было уже темно, но свет фонаря освещал открытые ворота и тень, мелькнувшую на мгновенье.

– Догоним? – возбужденно предложил певец.

– Попробуйте!

Певец выскочил в дверь, ведущую в общий коридор, и я услышал, как он прогромыхал шагами до двери, а потом увидел его в окне – бегущего в ту же сторону, в которой скрылся доктор.

Сам я и не думал догонять прыткого убийцу, а то, что именно он убийца, я уже и не сомневался – из-за найденной нами детской одежды в его подвальном логове. Нет, увы, годы мои были не те, чтобы так резво бегать. Вместо этого я повернулся к комнате и начал изучать ее спартанскую обстановку. Если бы я был Шерлоком Холмсом или Натом Пинкертоном, возможно, подмеченные детали раскрыли бы передо мной всю личность и характер преступника. Но я мог полагаться только на свою репортерскую наблюдательность – возможно, она и не уступит навыкам литературных сыщиков, кто знает?

Итак, что я знал заранее? Эта часть доходного дома, выходившая торцом на Подколокольный переулок, заселялась «чистыми» жильцами – небогатыми приезжими, чиновниками нижних рангов, студентами, получавшими средства от родителей из других городов. Конечно, стены были оклеены обоями, но совершенно уже потерявшими свой первоначальный цвет, украшенные желтыми потеками, отставшими у потолка. Из мебели был только старый письменный стол у стены – собрат того, оставшегося внизу, а также платяной шкаф, разделявший комнату на две части, буфет с разными безделушками и кровать рядом с входом в подвал. Она была застелена ветхим шотландским пледом вместо покрывала. Сама дверь, ведшая вниз, была оклеена теми же обоями, что и стена, и когда я ее закрыл, сделалась почти незаметна со стороны.

Не успел я перейти к буфету, чтобы осмотреть стоявшие на нем предметы, как вернулся тяжело дышавший Шаляпин.

– Ушел?

– Ушел, скотина! – кивнул певец, валясь на табурет у стола. – Что это?

Он указал на складное инвалидное кресло, стоявшее в углу возле двери.

– Странно, – пробормотал я. – Зачем ему кресло, если он так быстро бегает?

Я вернулся к изучению буфета.

– Промок, пока бежал, – пожаловался Шаляпин. – На улице дождь, слякоть. Ни черта не видно. Я так и не понял, куда он именно свернул из переулка – на Яузский или Покровский бульвар.

– Ничего, Федор Иванович! Теперь-то мы его отыщем. Даже если он снимал комнату под вымышленным именем, все равно он может сюда вернуться.

– Что же, придется нам тут сидеть в засаде? А вдруг он придет послезавтра? Или дня через три?

– Дадим дворнику денег, чтобы прислал нам весточку, если постоялец объявится.

– Опять давать деньги? – скривился Шаляпин. – Так и разориться можно. К тому же меня основательно почистили те двое.

– Об этом не беспокойтесь, – откликнулся я, – видя, что для молодого певца денежная тема действительно очень чувствительна. – У меня есть. Кстати, как вы сумели освободиться? Так и не рассказали.

Шаляпин тут же заулыбался:

– Расскажу, расскажу! Только давайте здесь закончим и поедем домой – я уже устал как собака со всеми этими приключениями. По дороге и расскажу – история очень забавная.

Он встал, подошел к платяному шкафу и осмотрел себя в большом зеркале его дверей.

– Фу-у-у! Ну и вид у меня! – воскликнул Шаляпин, касаясь пальцами своего лица и пытаясь отряхнуть одежду. – Это что – грязь или фингал?

Он потер рукой под глазом.

– Фингал. Прекрасно! А ведь у меня завтра вечером спектакль!

– Как же вы будете петь? – с тревогой спросил я.

– Ну, синяк я гримом замажу. А петь он мне не помешает.

Полюбовавшись на себя еще немного, Шаляпин распахнул дверцы шкафа:

– Что тут?

Слева на полках лежали кучки белья, а в отделении для платья висело несколько несвежих рубашек и еще кое-что, привлекшее внимание певца.

– Владимир Алексеевич! Ну-ка, посмотрите на это!

Он вынул из шкафа черное женское платье и шляпу с густой вуалью. От наряда крепко пахло нафталином.

– Там еще ботинки и перчатки. Неужели нашего Полковника посещала дама.

– Если и посещала, то ушла голой – платье-то у вас в руках.

– А может, он того… – Шаляпин комически поморщился. – Из мужеложцев?

Я осмотрел платье.

– Думаете, надевал его и ходил на свидания?

– Ну!

– Вряд ли. Он должен быть высоким. А платье коротко.

Я вынул блокнот и набросал список наших находок, а потом вернулся к буфету.

– Вот, посмотрите, Федор Иванович!

– Что там?

– Наш Полковник жил небогато. И это как раз понятно – много ли хитрованцы заплатят за лечение да за «малинку»? Ну, может, выделят долю из награбленного. К тому же, как мы знаем, он постоянно тратился на кокаин. А вот поди ж ты – сколько стоят эти часы?

Шаляпин подошел и осмотрел замеченные мной настольные часы в виде миниатюрного французского шале.

– Рублей шестьдесят-восемьдесят. Не меньше. Дороговато…

– Или вот – полюбуйтесь – новенькая гильотина для сигар. А сигары-то не дешевы.

Я взглянул на стол – там стояла хрустальная – пепельница с окурком сигары. Стакан кофе и наполовину съеденный бублик с маком – вероятно, Полковник ужинал, когда услышал сигнал тревоги.

– Так, и что это означает? – спросил Шаляпин.

– Похоже, в последнее время у него появились деньги.

Я дополнил свой список этими вещицами, а потом захлопнул блокнот.

– Ну что? Давайте на этом закончим? Больше я тут ничего примечательного не нахожу. А вы?

– Нет.

– Ну, тогда пойдем искать дворника, попробуем узнать у него о жильце.

Мы вышли в общий коридор и потом вышли на улицу.

Как я уже говорил, дом выходил торцом на Подколокольный переулок. Обогнув угол, мы оказались перед раскрытыми железными воротами, освещенными одиноко стоящим фонарем. Дождь не прекратился, но ослабел. Дворник сыскался быстро – он как раз собирался закрывать ворота и возился с правой створкой, отцепляя веревку, удерживавшую ее в открытом состоянии, от забора.