Джулия Бьянки - Демоны Микеланджело

Его записка к синьору Филиппе исчезла вместе с изваянием: ни среди платья, что сняли с покойника плакальщицы, ни среди его бумаг, разложенных по крышке секретера, записка не обнаружилась. Хотя подмастерье скульптора — подросток по имени Тонино — Христом Богом клялся, что изваяние довезли в целости и сохранности, снесли в винный погреб и поставили подальше от чужих глаз. Им помогала целая армия из домашней прислуги, но синьор де Розелли не видел в этом большой беды, потому что статуя была хорошо упакована и обвязана множеством веревок. Слуги действительно делали все, как велел синьор де Розелли. Записку этому синьору Тонино отдал сразу, из рук в руки и помчался обратно, не дожидаясь, пока экономка устанет ругаться с возницей из-за сваленной на заднем дворе соломы, потому что мастер велел ему возвращаться в мастерскую без проволочек.

Как уезжала опустевшая повозка, Тонино не видел.

Синьор Буонарроти выслушал паренька и потрепал по волосам: подмастерье добросовестно работал у него второй год, и оснований сомневаться в словах Тонино было куда меньше, чем в правдивости синьора Татальи, утверждавшего, что никаких известий от Филиппе он не получал.

Даже если допустить, что парнишка вроде Тонино решился выкрасть ценную статую и нашел дюжину сообщников, продать добычу ему не по силам. Стараниями отца Джироламо в нынешней Флоренции даже золотые монеты утратили всякую ценность. Произведения искусства каждый день десятками бросают в костры во время ритуала «сжигания сует». Пытаться продать языческий идол в городе может только безумец. Значит, похититель вынужден либо спрятать статую на длительный срок, либо вывезти из города, чтобы сразу же продать с большой выгодой.

Микеланджело уже успел оценить, как непросто укрыть от чужих глаз тяжеленную мраморную скульптуру высотой в человеческий рост. Если изваяние все еще остается на вилле Розелли, значит, тайник помог устроить человек, хорошо знакомый с домом. Все равно похитители идут на большой риск: синьора Косма дама весьма дотошная — наверняка заглянет во все укромные углы в поисках пыли и грязи перед возвращением хозяйки и сбором гостей к траурной мессе. Он отлил еще одну восковую маску и отдал доброй женщине, чтобы скрасить ее горе, и попросил, известить, если в доме приключится что-нибудь экстраординарное. Экономка кивнула, не отрывая взгляда от маски:

— Он как живой! Вы просто-таки чародей, Микеле…

Синьор Буонарроти не считал себя чародеем и не особенно верил в существование таковых, а обычному человеку, неспособному перемещать предметы по воздуху посредством заклинаний, чтобы вывезти статую, потребуется транспорт. Чужаку, пробравшемуся на виллу, не было резонов связываться с прислугой или местными поселянами, если он хотел сохранить секрет. Зато договориться с кучером той же самой повозки, которая привезла статую, было самым простым и очевидным решением. Он прикрыл глаза, пытаясь вспомнить возницу.

Цепкая память художника тотчас представила ему образ человека, который сидел на козлах, нахохлившись как ворон в морозный день. Он даже принял телегу, выезжающую из рассветного марева, за похоронную карету с чумным доктором на облучке. Возница кутался в темный плащ, шляпа была надвинута на самые брови, а половина лица обмотана какой-то тряпкой; из страха перед мором многие взяли в обычай прикрывать лица тканью, пропитанной уксусом, ароматным маслом или травяным отваром. Нет, он не сумеет узнать возницу, даже если столкнется с ним лицом к лицу.

Другое дело его подмастерье: паренек торговался с кучером, когда нанимал повозку, просидел с ним рядом на облучке не меньше получаса, таскал груз, наверняка он хорошо запомнил парнягу в лицо. Покончив с делами в доме семейства де Розелли, Микеланджело обернул чистой холстиной гипсовую форму для отливок, прижал локтем к телу, и окликнул Тонино…

Кипучая натура синьора Буонарроти не выносила спертого воздуха, низких потолков, а самое главное тупого, многочасового ожидания. Поерзав на скамье битый час, он не выдержал и решил уйти, но оставил Тонино сторожить появление возницы:

— Если этот чертов кучер появится, ты ничего ему не объясняй и не выспрашивай, а просто сговорись, чтобы он пришел в нашу мастерскую. Скажи, для него есть работа.

— Какая? — глаза парнишки округлились от удивления.

Микеланджело запустил пальцы в густую темную бороду и поскреб подбородок:

— Ну, какая, по-твоему, работа может быть в мастерской? Повозка у него крепкая?

— Вроде крепкая, синьор Буонарроти.

— Тогда скажи: нам надо перевезти несколько кусков гранита.

— Гранит очень тяжелый, синьор, он может не согласиться…

— Тьфу, чтобы ты был неладен, бестолочь! Мы не собираемся ничего никуда возить, я просто хочу поговорить с ним лично, для этого надо, чтобы он пришел в мастерскую, потому что мне уже тошно от сидения в этой провонявшей помоями харчевне, а когда появится этот тип, неизвестно. Понял теперь?

— Ага! — мальчишка кивнул головой так, что едва веснушки не посыпались.

— Теперь слушай внимательно. Скажешь этому пропойце…

— Сомневаюсь, что он пропойца, синьор, с виду мужик здоровый и рука тяжелая.

— Пропойца он или просто дармоед, сейчас неважно, главное, объясни ему, что мастер, дескать, человек щедрый, и хорошо заплатит за работу. Ясно? — он наставлял подмастерье, не слишком искушенного в искусстве лжи, и скрепя сердце, вложил в ладонь парнишки сразу несколько серебряных монеток, поблескивавших как рыбья чешуя. — Вот тебе деньги. Пересчитаешь при нем несколько раз. Потом выдашь ему одну монету, как бы в задаток за работу, и добавишь, что остальное он получит у мастера. Справишься?

— Ага. Дело нехитрое! — заверил его паренек и улыбнулся.

Дверь харчевни громко хлопнула, вытолкнув синьора Буонарроти под порывы ветра. Он забросил на плечо полу плаща и споро зашагал из одной таверны в другую, ближе к зданию Синьории. Здесь любили собираться писцы, судейские чиновники и молодые юристы, со многими скульптор был коротко знаком и надеялся выведать у них подробности насчет духовной синьоры де Розелли. Люди всегда охотнее говорят о благих делах, чем делают их на самом деле!

Хотя винцо здесь было вполне пристойным, настроение царило тоскливое. Нотариусы и чиновники постукивали кружками и обсуждали странности людской натуры. Казалось бы, в городе свирепствует мор, смерть стоит у каждого порога, но добрые флорентийцы не торопятся зафиксировать свою последнюю волю в письменном виде. Микеланджело заказал кувшин вина для всей компании и собрался задать пару вопросов, когда в таверне появился синьор Таталья. Скульптор уже готов был улизнуть, как нашкодивший мальчуган, из опасения, что правовед потребует арестовать его за порчу имущества доверителя, но синьору Таталья было не до него.