Линдси Фэй - Злые боги Нью-Йорка

– Каким дьяволом, по-вашему, вы занимаетесь, – сказал он, даже не потрудившись посмотреть на меня, – если я ждал вас тут в августе?

– Сегодня сентябрь. Наверное, первое, – рассеянно ответил я, удивившись. – Вы правы, я даже не заметил.

– Тогда, возможно, вы заметили, что у меня сегодня не лучшее настроение. А вы заметили, что у меня в камерах тридцать с лишним человек, а восемь «медных звезд» лежат в Нью-Йоркской больнице? Или что Пять Углов – море битого оконного стекла? Интересно, заметите ли вы, если я через секунду вас уволю, кем бы там ни был ваш брат?

– Шеф, все закончилось. Мы разобрались с этим делом. Я справился.

Шеф Мэтселл удивленно поднял взгляд. Провел пальцами по щекам, прижимая локти к обширному синему жилету. Он оценивал меня. Изучал мое лицо, как первую страницу газеты. Наконец он дочитал меня и улыбнулся.

– Вы всё выяснили, от начала и до конца?

– Всё.

– И нашли преступника?

– Двух с половиной. Преступников было два с половиной.

Он моргнул, седеющие брови выгнулись, как гусеницы.

– Двадцать одна жертва, и всё? Плохих новостей не будет?

– Именно.

– И сколько арестов?

– Ни одного.

– Мистер Уайлд, – сказал он, наклоняясь вперед и сплетая толстые пальцы над лексиконом, – обычно вы лучше справляетесь с речью. Я предлагаю вам восстановить свои способности. И немедленно.

И тогда я рассказал ему всё.

Ну, почти всё. Я опустил те подробности, которым до сих пор не мог смотреть в глаза. Мерси борется за жизнь на полу спальни, мокрая, неподвижная и посиневшая. Доктор Палсгрейв стыдится тела, засунутого в мусорный бак, и не может упоминать о нем без сбоев в сердце.

Слабо затянутые узлы. Преподобный, которого я так плохо привязал к стулу.

Когда я подошел к концу, шеф откинулся назад. Пощекотал мягким концом пера нижнюю губу. Немного подумал.

– Вы уверены, что доктор Палсгрейв ничего не знал о том, как мадам Марш ускоряла смерть детей?

– Могу поставить свою жизнь. Это осквернение всего, что для него свято.

– Тогда, честно говоря, я не вижу необходимости выдвигать обвинение. По сути, оно сводится к разграблению могил, но никаких могил не было.

– Именно так, – согласился я.

– Вы говорите, Томас Андерхилл во всем сознался, прежде чем повеситься?

– Да.

– И это всё, что у вас есть? История?

Я достал из кармана сюртука маленький дневник и положил его на стол.

– Это дневник Маркаса, жертвы из Святого Патрика. Преподобный оставил его у себя, один Бог знает, почему. Дневник был в его кабинете.

Потом я вытащил клочок бумаги. На нем неровным почерком было написано «Преподобный Томас Андерхилл».

– Более того, отец Шихи опознал его как единственного человека, который тем вечером принес с собой большой мешок, и единственного человека, ухода которого он не заметил. Когда Шихи обнаружил тело, мешка, в котором лежал одурманенный ребенок, в соборе уже не было. Это объясняет отсутствие следов взлома. Все сходится.

– Что заставило вас обратить внимание на преподобного? Принесенный на собрание мешок?

– Нет, наоборот. Я не знал о мешке, но я знал о собрании и отсутствии взлома.

К губам шефа Мэтселла почти подкралась улыбка.

– То есть вы… случайно догадались?

– Нет, – устало вздохнул я. – Я пользовался оберточной бумагой.

– Оберточной бумагой.

Я кивнул и уронил голову на кулак. Я не помнил, когда последний раз ел, края век горели от усталости.

– Итак, доктора трогать не следует, а преподобный недосягаем для нашего правосудия. Вы говорите, мы не можем изобличить в каких-либо преступлениях Шелковую Марш.

– Нет, если честно. Но за ней нужно тщательно следить. Рано или поздно мы ее поймаем, и она будет болтаться на виселице.

– Я с вами согласен. Однако, насколько я понимаю, вы устроили с ней очную ставку?

– Ценою в триста пятьдесят долларов.

Я не думал, что такое возможно, но Джордж Вашингтон Мэтселл едва заметно поперхнулся. Просто здорово. Приятно думать, что известие о принятой мной огромной взятке может пронять человека, которого не встревожит даже разъяренный бык.

– Вы сдадите эти деньги? – сухо спросил он.

– Если нужно, я могу передать пятьдесят долларов для Партии, но остальное предназначено одной из жертв.

– Ага. Я приму пятьдесят, безымянное пожертвование, а остальные вы передадите… какой жертве? Птичке Дейли, я так понимаю?

– Жертве, – твердо сказал я.

С минуту шеф это пережевывал. Принимал решение.

– Я хочу вам кое-что предложить, мистер Уайлд, – сказал он, вставая. – Предполагается, что «медных звезд» – если они не станут заносчивыми или продажными – будут ежегодно нанимать заново. Мне не нравится такая политика, и никогда не понравится. Она отрицает саму идею компетенции, а что касается предотвращения коррупции… Но вот что я предлагаю. До тех пор, пока я шеф полиции, вы будете «медной звездой». Мы поручим вам раскрывать преступления – понимаете, раскрывать, а не предотвращать их. Если вам нужно название, я его придумаю. Я хорошо обращаюсь со словами. И вам удалось меня удивить, превосходная работа.

На секунду меня охватил жар. Знаю, это неразумно. Я смог сохранить работу, но это не должно так сильно меня трогать. Может, просто неизведанное ощущение – хорошо справиться с чем-то совершенно новым.

– Спасибо, – сказал я.

– Тогда договорились.

– У меня есть одно условие.

Шеф отвернулся от окна, которое созерцал, седоватые брови раздраженно выгнулись. Очевидно, я перебрал.

– Я только хотел сказать, что вы должны оставить и Вала, – сказал я уже более смиренным тоном.

– Мистер Уайлд, когда-нибудь я вас пойму, – фыркнул шеф Мэтселл, усаживаясь в кресло и берясь за перо. – Судя по всему, вы гений с оберточной бумагой, а потом вдруг становитесь тупым, как бревно. Ваш брат – при условии, что он не скопытится и не станет избираться на государственную должность – однозначно будет капитаном «медных звезд» до самой смерти.

– Я признателен вам за то, что вы так считаете.

– Мистер Уайлд, – сказал шеф, – убирайтесь из моего кабинета. Вы выглядите так, будто сейчас хлопнетесь в обморок, и мне не хочется через вас перешагивать.

На выходе из этой огромной каменной крепости я столкнулся со странным человеком. Неуловимая крабья походка, толстые голландские ботинки, отсутствие подбородка, ворох растрепанных волос. Он бросился ко мне, едва мы заметили друг друга.

– Мистер Уайлд, я должен сообщить вам о свидетельствах, предоставленных мисс Мэдди Сэмпл. Мы наконец-то видим свет зари! – прошептал мистер Пист, пожимая мне руку своей высохшей клешней.

– Уже утро, – благодарно ответил я, а на небе уже вставала луна. – Добудьте мне немного хлеба и кофе, и я все вам расскажу.