Евгений Сухов - Ограбить Императора

За мягкой располагающей оболочкой прятался человек недюжинной воли. Теперь внешность Урицкого оказывала зловещее воздействие, особенно нелепо выглядела маленькая голова, будто бы вдавленная в плечи.

– За свою жизнь я немало всего натерпелся, так что опасаться мне уже нечего. Я достаточно пожил, чтобы чего-то бояться. Страхи – это для молодых! – парировал Фаберже.

– Вас недостаточно проинформировали, любезнейший Карл Густавович, – вновь заговорил Урицкий хриплым простуженным голосом. – Драгоценности мы реквизируем, это правда… Но только после тщательной проверки и исключительно по мандату кабфина. А потом…

– Все эти реквизиции напоминают самый настоящий грабеж, с той лишь разницей, что бандиты хоть что-то оставляют, а вы забираете все!

– Мы вынуждены это делать, страна сейчас лежит в руинах. Голод! Нам нужно кормить граждан.

– Я тут как-то встретился со своим приятелем Староверовым, купцом первой гильдии. Миллионщик. По всей России муку развозил! Так теперь все его склады национализированы, все его дома переданы каким-то ведомствам. И теперь он находится на иждивении у своей младшей дочери, у которой и без того пятеро детей! А кормить их нечем!

– Что поделаешь, – сочувственно произнес Урицкий, – в нашем деле тоже случаются некоторые перегибы. От них ведь никто не застрахован.

– Лес рубят – щепки летят, вы это хотели сказать?

– Вы меня правильно поняли.

– И все-таки, я могу рассчитывать на то, что мое производство не будет национализировано, а драгоценности и деньги реквизированы? Государство и без того национализировало все мои деньги, которые я переправил в Россию сразу после начала войны с немцами… У меня несколько филиалов по всей России, на них работают тысячи людей, у которых семьи. Всех их нужно кормить, обувать, я хотел бы оставаться уверенным в своем будущем.

– Понимаете, уважаемый Карл Густавович, – после некоторой паузы заговорил Урицкий, – такой гарантии я вам дать не могу, поскольку решение по этому вопросу принимает кабфин, а я всего лишь слепой инструмент. Если они примут вопрос о реквизиции, то я никак не смогу им противодействовать. Хотя лично мне вы очень даже симпатичны…

– Получается, что мне никто не может помочь?

– Увы, сейчас у нас все определяет революционный закон.

– Что ж, позвольте тогда откланяться.

Поднявшись, Карл Фаберже взял трость, прислоненную к столу, и, разогнув спину, пошел к выходу.

Дождавшись, когда за ним закроется дверь, Урицкий подошел к телефонному аппарату и дважды провернул ручку:

– Глеб Иванович, что у нас там по Куренному? Ты отслеживаешь ситуацию?

– Все его склады под контролем. Типичный саботажник, не хотел расставаться с добром. А что такое, Моисей Соломонович?

– Нет, все в порядке, просто поинтересовался.

Положив трубку, он вновь провернул ручку:

– Барышня, соедините меня с кабфином.

Некоторое время Моисей Соломонович вслушивался в тихий треск, а потом на том конце провода прозвучал уверенный мужской голос:

– Слушаю.

– Вы подготовили мандат на реквизицию «Товарищества Карла Фаберже»? – строго спросил Урицкий.

– Еще не успели. Очень много работы.

– Он только что был у меня в кабинете… Немедленно подготовьте мне мандат! Иначе ваши действия сочту как саботаж и контрреволюцию!

– Сейчас же займемся оформлением, товарищ Урицкий!

– В России голод, есть нечего, а тут человек с многомиллионным состоянием заходит в ЧК и требует от нас, чтобы его капиталам обеспечили безопасность. Неслыханно! Подготовьте мне бумагу к завтрашнему дню…

– Сделаем, товарищ Урицкий!

– Мои люди заедут и заберут этот мандат.

Урицкий положил трубку и некоторое время ходил по кабинету в задумчивости, а потом снова поднял ее:

– Соедините меня с Большаковым.

Ждать пришлось недолго, еще через несколько секунд тишину разбил звонкий щелчок и в трубке раздался голос:

– Слушаю.

– Василий, давай подходи ко мне.

– Слушаюсь!

Через несколько минут дверь после короткого стука распахнулась и в кабинет с папкой под мышкой вошел Василий Большаков.

– Вы занимаетесь делом Фаберже?

– Именно так, Моисей Соломонович.

– Кажется, одно время вы служили в русской контрразведке и там занимались этим делом?

– Точно так! – ответил Василий и, немного смутившись, добавил: – Но из контрразведки я потом ушел и занимался революционной работой, был направлен в Швейцарию на обучение.

– Мне это известно… Так что там по Фаберже? Введите меня в курс дела… Вы присаживайтесь, Василий Тимофеевич, – радушно предложил Урицкий. Большаков устроился на стуле, на котором четверть часа назад сидел Карл Фаберже. – Насколько мне известно, Фаберже ведь из немцев, а во время войны даже подозревался в шпионаже в пользу Германии.

– Все так, Моисей Соломонович.

– Почему же в таком случае его компанию не национализировали еще при царе?

– Его компанию должны были национализировать еще два года назад, подозрения действительны были очень серьезными. У него была любовница – австрийка Иоанна-Амалия Бернардовна Крибель, с которой он познакомился лет пятнадцать назад в Париже. И каждую весну на протяжении всех этих лет он проводил время в ее обществе. Неоднократно Амалия приезжала в Россию, останавливалась всегда в гостинце «Европейская». Потом ей захотелось стать российской подданной, и она несколько лет назад выехала в Тифлис. Какое-то время пела в кафешантане, а потом вышла замуж за семидесятилетнего неграмотного старика села Сацибели – князя Карамана Петровича Цицианова. Это позволило ей получить российское подданство.

– Ловко! – согласился Урицкий.

– Еще та фигура! В Тифлис она больше не возвращалась. Этот фиктивный брак был тонкой игрой австрийкой разведки. Австрийцы перед войной активно расширяли свою агентуру для работы на территории России. Старались привлекать молодых и красивых актрис из модных театров, танцовщиц из кафешантанов, присутствовать во всех местах, куда любили захаживать русские офицеры. Амалия Крибель попала в поле зрения австрийской разведки и вскоре была завербована, что, впрочем, неудивительно, в ее характере присутствовала некоторая авантюрная жилка. А если учитывать, что она пользовалась у мужчин невероятным успехом, то можете понять, насколько она была ценным агентом. Кроме того, выйдя замуж за грузинского князя, она стала принадлежать к знаменитому роду князей Цициановых, среди которых было немало генералов царской армии. В том числе служивших в Генеральном штабе. Сразу после начала войны Амалия попросила Карла Фаберже помочь ей перебраться в Россию. Он привлек все свои связи, чтобы помочь любовнице, и добился своего. Но сам при этом привлек интерес контрразведки. Вот тогда его ювелирное производство чуть не национализировали. Впоследствии оказалось, что эта Амалия действительно работала на немецкую разведку. Допрашивали и Фаберже, но пришли к выводу, что он невиновен.