Евгений Сухов - Ограбить Императора

– Вот что, начни с тех рыжих чемоданов, – сказал высокий своему напарнику.

Охотно кивнув, тот подошел к одному из чемоданов и довольно хмыкнул:

– На них клеймо Фаберже. Те самые!

– Тащи на выход!

Приподняв чемодан, невысокий заметил:

– Тяжелые, как бы ручка не отвалилась.

Человек в кожаной куртке перевел взгляд на напарника. Теперь ствол пистолета смотрел немного в сторону. Понимая, что другой возможности может не представиться, Мариус с силой ударил долговязого по предплечью, выбивая пистолет. Наган с глухим стуком отлетел в дальний угол комнаты, другой рукой он ударил его под скулу, опрокинув на пол.

– А, контра! – яростно выкрикнул щуплый и, вскинув руку с пистолетом, дважды надавил на курок. Мариус дернулся, шагнул назад и, опершись о стену, медленно сполз на пол, оставляя на ярко-зеленой краске подтеки крови.

С пола поднялся первый налетчик и наставил пистолет на Рихарда.

– Нет! Нет! – пытался тот заслониться руками от направленного револьвера.

Из ствола полыхнуло ярко-белое пламя. Пуля, пробив ладони, шаркнула по голове, брызнув костными осколками, и смачно влепилась в стену, выбив кусок кирпичной кладки. В помещении запахло жженым порохом. Рихард свалился на пол и, скрючившись, громко застонал, пачкая кровью дубовый паркет.

Человек в кожаной куртке подхватил чемодан и поволок его к выходу. Щуплый подошел к раненому и удовлетворенно хмыкнул.

– Чего стоишь?! Иди сюда! Помогай! – раздраженно выкрикнул высокий налетчик, подхватив один из чемоданов.

Наклонившись, худой наслаждался страхом, исходившим от перепуганного студента. В этот момент глаза раненого были величиной с блюдце, смерть была неказистой, от нее тянуло дегтем и потом. Щуплый выставил руку и нажал на курок. Раздался сухой щелчок. Осечка.

– Тебе повезло. Живи!

Сунув револьвер в карман, он с готовностью ухватил второй чемодан. Распахивая закрывшуюся дверь, зацепил угол чемодана, и крышка отомкнулась, вывалив содержимое на пол. Зачарованно, позабыв обо всем на свете, сухопарый наблюдал за рассыпавшимися драгоценностями. Потом поспешно сгреб их обратно в чемодан, а золотое кольцо, закатившееся в угол, сунул в карман.

– Где ты там? – прозвучал недовольный голос.

– Иду уже!

Рихард попробовал подняться. Тяжело! Окружающие предметы расплывались, будто бы в тумане. Они то неожиданно отдалялись, а то вдруг стремительно приближались, и тогда он мог рассмотреть каждую деталь. Под чьей-то тяжелой поступью в коридоре скрипнула половица, потом еще разок, столь же продолжительно. Рихард повернулся на бок, пытаясь вытащить из кармана пистолет, но пробитая ладонь не слушалась, принося невыносимые страдания при малейшем движении. Нужно достать пистолет и разрядить обойму в налетчиков, но голову вдруг сжало в стальные тиски, и, уже не в силах противостоять зарождающейся боли, он сомкнул глаза и тотчас впал в беспамятство.

Очнулся Рихард оттого, что кто-то очень назойливо стучал в окно. Он увидел, что на улице уже день, а ветки липы, видно, пытаясь добудиться до его сознания, хлестали по стеклу. Мариус лежал рядом с широко открытыми глазами. В Швейцарию ему не вернуться. Из двадцати чемоданов в комнате оставалось только шесть. Они лежали у стены с откинутыми крышками, бесстыдно подставляя на обозрение свое поруганное бумажное нутро. С трудом поднявшись, Рихард вышел из комнаты и увидел, что дверь в посольство распахнута. Поддаваясь на порывы ветра, она слегка поскрипывала на петлях, словно злорадствуя. Шатающейся походкой он вернулся в комнату. Невероятно раскалывалась голова. Руки продолжали кровоточить, оставляя на полу багровые кляксы. Рихард опустился на стол и, превозмогая боль, прокрутил дважды ручку аппарата, потом кровоточащей ладонью поднял трубку и стал ждать.

– Тридцать первый оператор, – объявил мягкий женский голос.

– Соедините меня с полицией, – проговорил Рихард, стараясь придать своему голосу твердости. Ему казалось, что говорил он громко, но в действительности едва шевелил языком.

– Как вы сказали? Повторите… Вас не слышно.

Рихард набрал в легкие побольше воздуха и с шумом выдохнул. На какое-то время в голове наступило просветление. Отступила даже боль, сдавливавшая виски, и, собрав остатки сил, он заговорил вновь:

– Соедините… меня… с полицией. Я звоню из норвежского посольства… На него совершен налет…

– Минуту… – Еще через несколько секунд раздался щелчок и громкий голос проговорил:

– Бокий у аппарата! Что у вас там? – Голос принадлежал человеку волевому, наделенному немалой властью.

– Ограблено… норвежское посольство… Есть убитый.

В следующую секунду силы оставили его, телефонная трубка, вдруг сделавшись неподъемной, выскользнула из покалеченной ладони и громко ударилась об пол. Прикрыв глаза, Рихард вдруг почувствовал, что под ногами разверзлась пропасть с бездонным зевом. Стараясь не расшибиться о далекую черную твердь, он медленно сполз на пол.

На пересечении Большой Конюшенной и Волынского переулка Большаков произнес:

– Останови!

Прокопий потянул за вожжи, заставив коня остановиться.

– Все хотел спросить, откуда ты такой экипаж раздобыл?

– В моем доме промышленник один живет, так я ему сказал, если не даст свою карету, я заберу его в ЧК.

– И он поверил?

– А куда же ему деться?

– Ты, оказывается, шутник, – хмыкнул Большаков.

– Есть такое дело, товарищ Большаков. Так что мы делать будем с этими чемоданами, сдадим в Министерство финансов?

– Кретин, ты, Прокопий, так ничего и не понял? – вздохнул Большаков. – Мы только что совершили налет на дипломатическую миссию. То, что мы сделали, никак не оправдывается революционной необходимостью, и завтра нас будут искать по всему Петрограду. А послезавтра уже по всей России. И знаешь, что с нами будет, когда узнают, что мы украли восемь миллионов золотом? – Буцаев сидел неподвижно, со страхом взирая на Большакова. – Нас просто расстреляют в подвале без суда и следствия, как тех, кого мы сами вчера расстреливали.

– Но я же действовал по вашему приказу, товарищ Большаков, – оторопело проговорил Прокопий, – вы же сами из петроградской ЧК. Вы же, как-никак, заместитель самого товарища Бокия!

– Все верно… Заместитель. А только осточертело мне все это. Хочется пожить по-человечески, и нет у меня уверенности, что через месяц меня не расстреляют, как тех самых заложников. Разуверился я во всем! Устал!

– И что же мне теперь делать?

– А разве я тебе не говорил? Сейчас быстро идешь в гараж, требуешь машину для товарища Большакова и едешь на ней к Московской заставе, а я тебя там жду. Тебе все понятно?

– Да. А если… не приеду?

– Ну, брат, – разочарованно протянул Василий, – тогда у тебя нет никакого шанса выжить. Если тебя не расстреляют чекисты, это сделаю я. Причем на законном основании. Скажу, что это ты ограбил норвежское посольство. Ты меня хорошо понял?