Антон Чиж - Пять капель смерти

Поблагодарив со смирением, Ванзаров извлек фотографию жертвы, показал профессору и спросил, известен ли ему этот господин. Окунёв презрительно фыркнул:

— Ради этого навестили меня после десяти лет забвения? Вы стали мелочным, Ванзаров… Что ж, раз это вам так нужно… Да, я знаю этого человека. Это мой хороший и давний друг.

— Как его зовут?

— Наливайный Иван Иванович. Вам достаточно?

— Где он проживает?

— Понятия не имею! Кажется, в Нарвской части… Позвольте, а что за снимок такой странный… Глаза закрыты, волосы в беспорядке. Где вы это взяли?

— Обычный снимок полицейского фотографа.

— Иван арестован?! Он в тюрьме?!

— К сожалению, нет. Сегодня утром его нашли мертвым на льду Невы.

В петербургском окружном суде произошел вчера крайне редкий инцидент. В 3-м уголовном отделении под председательством г-на Карчевского должно было слушаться дело о запасном фельдшере М. Иванове, обвиняемом по 2-й ч. 1612-й ст. и 3-го п. 1610-й ст. уложения о наказаниях (поджог). На судебное заседание были вызваны присяжные заседатели и многочисленные свидетели. Явился и сам подсудимый, находившийся до этого на свободе. Приступая к рассмотрению дела, председательствующий объявил заседание открытым, но тут оказалось, что Иванов мертвецки пьян. Рассматривать дело при полной невменяемости обвиняемого представлялось решительно невозможным.

После заявления об этом товарища прокурора окружной суд постановил дело запасного фельдшера М. Иванова ввиду его безобразно-пьяного состояния отложить слушанием, а самого обвиняемого-пьяницу заключить под стражу. Присяжные заседатели и свидетели распущены.

Окунёв схватился за виски и зарыдал в голос. Слезы катились крупными градинами. Лицо пошло красными пятнами, с носа свесилась мутная капля. Ванзаров предложил воды, но его оборвали жестом. Профессор глубоко всхлипнул, охнул и отер слезы рукавом, словно артельщик.

— О боже, какая трагедия, — проговорил он. — Как это случилось?

— Именно это необходимо выяснить, — ответил Ванзаров. — Могу рассчитывать на вашу помощь?

— Помощь?.. Какая тут помощь… Чем теперь поможешь… Его нет… И все… Что же теперь делать-то?

— Вы были близкими друзьями?

— Да-да, вроде того…

Профессор перестал замечать гостя, о чем-то размышляя. Глаза его суетливо бегали, словно он попал в западню и старался найти выход из неразрешимой ситуации. Наконец, будто очнувшись, он спросил:

— «Нашли мертвым» — это что значит на вашем полицейском жаргоне?

— Тело обнаружил городовой при утреннем обходе, — ответил Ванзаров.

— Что же это получается: Иван замерз ночью?

— Не совсем так: господин Наливайный был, скорее всего, убит.

— Ванзаров, объясняйтесь яснее. Я не понимаю вашей белиберды «скорее всего»! Или забыли, что такое речь культурного человека?

— Если это так интересует, ради вас нарушу тайну следствия. Вашего друга напоили довольно необычным веществом. Очевидно, после этого он шел куда-то поздней ночью, ошибся дорогой, вышел на лед, упал и замерз. Как отпетый пьяница. Если ему не помогли и в этом.

— Какая трагедия… Но что же теперь делать?

— Что вас беспокоит?

— Беспокоит? — закричал Окунёв. — У меня погиб бесценный друг, а вы еще спрашиваете о беспокойстве!

— Спрошу о другом: господин Наливайный был у вас в гостях?

— Нет-нет, его не было, — быстро ответил профессор. — И меня не было.

— А где вы были?

— Пригласили на новогодний бал Бестужевских курсов почетным гостем.

— Бестужевские… Это поблизости, на Васильевском?

— Да, на 10-й линии. Меня видели сотни людей. Коллеги поднимали в мою честь тост. Я не возвращался ночью в маске, чтобы отравить Ивана.

— Я вас не подозреваю.

Профессор печально усмехнулся:

— О, я вижу вас насквозь! Вас уже интересует, есть ли у меня алиби. И это ваша благодарность за помощь?

Ванзаров заверил, что очень благодарен профессору.

— Могу ли задать непростой вопрос, Ирис Аристархович? — спросил он.

Профессор махнул рукой: мол, теперь уже все равно, делайте что хотите.

— Вы знали, что Иван Иванович был… не в полном смысле мужчиной?

— Уже и в это нос сунули, — сказал Окунёв презрительно. — Да, я знал его тайну. И что с того? Он нес свое бремя мужественно. Ему было нелегко. Он много страдал и мучился, искал утешения в религии, но нет религии, что утешила бы гермафродита. Понимаете это?! Что ему оставалось? Он мог бы покончить все разом, но выбрал жизнь. Каждый день он шел на невидимый подвиг. И каждый день побеждал. Это заслуживает уважения.

— Господин Наливайный где-то служил?

— Это было свыше его сил. Да и кто бы принял… такого.

— Чем же он добывал средства к существованию?

— «Существованию»! — передразнил Окунёв. — Это вы точно сказали, господин полицейский. По-иному его жизнь не назвать… Иван в деньгах не нуждался.

— Богатые родители?

— Да поймите, Ванзаров, что приличные люди не спрашивают даже своих близких друзей, откуда у них деньги! Это неприлично!

— Давно с ним знакомы?

— Не меньше, чем с вами…

— Тоже был студентом нашего университета?

— Нет, он не учился… Кажется, сам получал образование.

— Вы видели у него на груди пентакль?

— Что-что? Изъясняйтесь яснее.

Ванзаров пояснил наглядно. И получил еще одну презрительную усмешку:

— Уж не думаете ли вы, что мы раздевались друг перед другом? За кого вы меня принимаете?! Вы лезете грязными лапами в душу человека, у которого погиб близкий человек!.. Позвольте, а как вы вообще узнали, что мы с Иваном… знакомы?

— У него был найден обрывок вашей фотографии.

— Моей фотографии? — поразился профессор.

Ванзаров показал обрывок. Профессор взглянул и плотнее закутался в плед.

— Ничего не понимаю… — пробурчал он.

— Не узнаете снимок?

— Понятия не имею. Не помню… Какая разница…

— Тогда не сочтите за труд, Ирис Аристархович, очертить круг друзей господина Наливайного.

Окунёв скинул плед, бросился к стене, увешанной фотографиями, и плотно прижался к ней спиной.

— Я никого не знаю, — торопливо сказал он. — Мне нездоровится, прошу вас не злоупотреблять нашим знакомством, господин полицейский.

— Любое предположение: кто мог напоить Ивана отравой…

— У Ванечки не было врагов и не могло быть… Он… был… чудесным, искренним и отзывчивым к чужим бедам. Убить такого доброго человека — большой грех. Умоляю вас, найдите как можно скорее его убийцу.

Извинившись за беспокойство, Ванзаров встал и неожиданно нацелил палец в пол:

— Что у вас там сверкает?

Окунёв слишком быстро нагнулся, как будто ожидал найти золотой луидор: