Антон Чиж - Пять капель смерти

Бедняжка кашлянула и отвечает:

— Мы шли по бескрайним полям, наполненным лунным светом… Вокруг лилась музыка и вставала радуга. Меня звал прекрасный голос…

— Кто был с вами?

— …а потом воды объяли меня до души моей. И я поплыла. Океан был полон любовью, во мне горел огонь радости, и я была как костер, от которого каждый может согреться. О Сома медоточивый! Ты вошел в меня!

— Надежда Поликарповна, вы были вчера у профессора Окунёва?

Она жмурится, словно свет мешает:

— Вы кто такой?

Господин Ванзаров представляется и вопрос повторяет. Я молчу и упорно не вмешиваюсь. Думаю: сколько у него хватит наглости так мучить больную. Ведь того гляди дух испустит. А ему хоть бы что. Девушка вроде бы поняла, что в полиции, и отвечает:

— Я была одна… Никто не виноват… Я сама…

— Что такое сома? — не отстает от несчастной.

Надежда часто задышала, думаю: все, добился своего. Она крепкая, держится, шепчет:

— О, Ванзаров! Зачем ты спрашиваешь меня? Это великий огонь радости! Он поглощает человека до конца, наполняет все мышцы соками счастья, открывает глаза и дает умение видеть, жжет, и ты сгораешь в нем до пепла, который уносит ветер погребального костра в бездонный космос! О Сома медоточивый!

Я хоть и доктор, должен привыкнуть ко всяким мучениям, но на это смотреть не могу. Говорю Ванзарову:

— Пожалейте, она же бредит. Какой тут может быть допрос.

Куда там! Словно не слышит, во весь голос орет:

— Где ваша одежда? Откуда у вас рогожка?

Она уже из последних сил бормочет:

— Я… Одна. Оставьте меня, я хочу уйти к свету. Я так устала… — По телу ее судорога прошла.

Вот теперь господин Ванзаров изволил ко мне немой вопрос обратить. Дескать: чего бы от нее еще добиться? А что я могу? Медицина тут бессильна. Остается наблюдать за агонией. Если ему так приятно. Но ведь на этом мучения не кончились. Господину кавалеристу что-то в голову ударило, и он эдак строго спрашивает:

— Признавайтесь, это вы отравили господина Наливайного?

Надо отдать должное Ванзарову: так на него зыркнул, что ротмистр чуть не сгорел на месте. Но было поздно. Надежда глаза приоткрыла:

— Вы глупец, мужчина. От вас пахнет казармой… Вы ничего не понимаете…

— Простите, Надежда Поликарповна, — опять Ванзаров взялся. — Помогите мне найти того, кто убил Ивана Ивановича…

Вижу: по щекам у нее слезки потекли. А кожа просто пылает…

— Разве его убили? — спрашивает.

— Да, отравили.

— Этого не может быть, господин Венеров …

— Могу предположить, тем же составом, которым напоили вас. Кто это сделал?

— Ах, это… Вы ошибаетесь… Этим нельзя отравить, это счастье…

— Я тоже хочу ощутить это счастье… Помогите мне…

— Венеров… Какой вы смешной… Какое у вас забавное имя, как сама любовь… Зачем вам?

— Чтобы ощутить ту радость, что и вы. Помогите мне. К кому мне прийти?

Слушаю эту ахинею и от негодования не могу пошевелиться. Это же каким надо цинизмом обладать, чтобы так мучить женщину при смерти! Ничего святого!

— Вам это недоступно, — она отвечает. — Наклонитесь ближе…

Господин наш рад стараться, ухо чуть ей в рот не засунул:

— Слушаю вас, Надежда Поликарповна.

— Его смерть для меня — это такое… Такое…

— Я верю вам. Помогите найти убийцу. Может быть, ваши подруги?

— Подруги? Какие подруги? Ах, эти… Они… Они не убивали его… Зачем им… Не нужно… В тот вечер…

— Что было в тот вечер?

— Я ждала его, он не пришел… А потом я узнала, что он…

— Кто вам сказал, что Наливайный умер?

— Я сама… Я искала… И нашла…

— Кто вас раздел?

— Это пустяки… Было жарко… Так было надо… Мне повелели…

— Надежда Поликарповна, кто вам повелел?

Мое терпение лопнуло. Подхожу к господину Ванзарову и тихонько говорю:

— Проявите немного сострадания, дайте ей уйти без лишних мучений.

Так он на меня даже не взглянул, как коршун над девушкой нависает.

— Кто вам приказал выйти на мороз?

Она, бедная, выдохнула и говорит:

— Так было надо… Я сама…

Кажется, даже Железный Ротмистр смутился. А этот все свое гнет:

— У вас на груди пентакль. Такой же у Ивана Наливайного. Как они появились?

— Это просто… совпадение… Мы шутили, — она отвечает.

— Где мне найти вашу подругу Марианну Лёхину?

Бедняжка головку набок уронила, глаза у нее закатились. Не вынесла истязаний. Сколько он ни бился, Надежда уже не слышала. Или не желала отвечать.

Каждый столичный житель знал, что кататься на лихачах было особым шиком, их брали для визита в увеселительные заведения или к цыганам. Лихача позволяли себе блестящие офицеры гвардии или аристократы, которым требовалось показать всему Невскому незыблемость финансового положения. Стоил лихач в три, а то и в пять раз дороже обычного ваньки. И вот представим…

К громаде Сибирского торгового банка на Невском проспекте на всем скаку подлетает и встает как вкопанная роскошная тройка с холеными, серыми в яблоках конями. Извозчик-лихач, красавец с русым чубом под заломленной кубанкой, в распахнутом полушубке, бросает хлыст, спрыгивает на снег. Широко улыбаясь, подходит к саням, сдергивает медвежью шкуру, прикрывавшую пассажирку от зимнего ветра. Вуаль скрывает ее лицо. Лихач галантно протягивает руку. Мадемуазель грациозно поднимается с меховой подстилки, чуть приподнимая юбку, ступает блестящим ботиночком на тротуар. Лихач окатывает жадным взглядом стройную фигурку, залихватски крутит ус и душевно охает. Сильно понравилась пассажирка!

Дама вынимает из ридикюля хрустящую бумажку, протягивает пальчиками.

— Да что вы, барыня, такую красу за счастье возить!

Купюра возвращается в ридикюль. Дама легонько касается ручкой в перчатке румяной щеки лихача. Извозчик немеет от счастья. А вышколенный швейцар Сибирского торгового засмотрелся на скандальное происшествие и не сразу открыл кованую створку перед дамой.

Она поднимается по мраморным ступенькам в бельэтаж.

В операционном зале в соответствии с представлениями о роскоши хозяев — екатеринбургских купцов — интерьер операционного зала совмещал итальянский мрамор с дубовыми табуретками. Сверху свисали тяжелые бронзовые люстры. Клиентов это не смущало. Сибирский торговый числился в десятке лучших банков России, работал с крупными промышленниками, владельцами железных дорог и металлургических заводов. Клиенты ценили надежность во всем.

Появление стройной дамы не осталось незамеченным. Женщина без сопровождения в таком месте — это на грани приличий. Стихли перья, пальцы кассиров замерли над костяшками счетов. Даму ничто не смутило. Она направляется к табличке «Выдача ссуд».

Старший служащий Кузнецов встретил клиентку галантным поклоном: