Антон Чиж - Смерть носит пурпур

Аполлон Григорович слишком хорошо изучил манеры своего друга. По выражению его лица он сразу мог определить, когда шутка будет ко времени, а когда лучше воздержаться. Во всяком случае, в этом он был уверен.

– Что случилось, Родион Георгиевич, друг мой? Привидение увидели?

– Около двери, что ведет со двора в кухню-лабораторию, есть одинарное окно…

– Кажется, было такое, – согласился Лебедев. – Разбито?

– Хуже. Вынуто и приставлено к стене.

– Уверены, что это не балбесы из участка так оставили?

– Я дважды отсмотрел дом после того, как его опечатали.

Это была не лучшая новость для столь прекрасного утра. Как известно, при звуках горна кавалерист бежит за седлом. А криминалист Лебедев поднял верный чемоданчик.

– Полагаю, ваши подопечные немного вас опередили, – сказал он. – Какие прыткие, однако… С виду и не скажешь. А я говорил вам, что надо засаду с вечера оставлять…

– В таком случае уступаю вам первенство, – сказал Ванзаров. – Кухонную дверь вскрывать не будем, влезете через оконный проем.

Лебедев и бровью не повел. Такое испытание он считал детской забавой. Однако узкий проем не желал впускать массивное тело. Наконец, потеряв терпение и всерьез опасаясь порвать пиджак, он вырвал дверь вместе с замком. Правда, перед этим ее тщательно осмотрел и заявил, что следы взлома отсутствуют. Зато теперь их было достаточно: замок болтался на гнилом гвозде. Распахнув перед собой дверную створку, Лебедев вошел, крайне довольный собой. Вернулся он чрезвычайно скоро и уже не таким бодрым. Упорно глядя в сторону, попросил Ванзарова следовать за ним.

В гостиной было достаточно темно, чтобы силуэты мебели казались смазанными. Но разглядеть, что там, света хватало. Ванзаров остановился невдалеке и глядел молча. Лебедев держался позади тише мышки. Тишина в доме сгустилась до звона в ушах.

– Вы оказались правы, Аполлон Григорьевич, нас опередили, – наконец сказал Ванзаров.

– Я не это имел в виду… – в некотором смущении ответил Лебедев. – Не думал, что так закончится…

– Давайте отдернем занавески… – Ванзаров не стал дожидаться ничьей помощи. Под хруст карнизов он убрал шторы. Ударил свет. И все сразу стало как будто мельче и проще. И гостиная, и висящее в ней тело.

Это тело Лебедев воспринял как личное оскорбление. До прихода полиции трогать и вынимать его из петли нельзя было даже ему. Работать навытяжку было трудно, но он не жаловался. Зная, что в запасе есть несколько минут, Ванзаров пошел осматривать другие комнаты. Спальня оказалась нетронутой. Зато в кабинете многое изменилось. Рядом с письменным столом выросли кучи хлама. На полках и в ящиках осталась только пыль. Ванзаров сунул руку под столешницу и нащупал металлическую скобу. В ней держали что-то небольшое и ценное. Теперь там было пусто.

Он вернулся в гостиную. Лебедев как раз закончил и снимал резиновые перчатки.

– Поздравляю вас, коллега, это не то, что вам кажется, – сказал он.

– Вот как? Интересно…

– Он не сам полез в петлю.

– Это заметно. Для его роста крюк лампы висит высоко, а упавшего стула под ногами нет… – Ванзаров нагнулся и поднял что-то с пола. – А вот и причина…

Лебедев проявил интерес.

– Это что такое?

– Записная книжица, изрядно потертая, с бронзовыми накладками на углах, какие были популярны лет тридцать назад, – сказал Ванзаров, вертя находку со всех сторон. – Их носили на цепочке в жилетном кармашке… – Он раскрыл книжечку на середине. – …записывали умные мысли и всякую чепуху… О, да тут переписаны от руки скабрезные стишки Баркова. Господин Федоров, оказывается, был любителем клубнички…

– Почему вы решили, что это его?

– Под столешницей скоба, где он ее хранил. И тайник, и всегда под рукой. Бедняга нащупал ее и думал, что это клад, за которым он пришел… Весь письменный стол перерыл; если нашли пыль на подушечках пальцев, это оттуда.

Криминалист не любил, когда работу делали за него. И терпеть это не собирался.

– Может быть, сообщите причину его смерти? – заявил он.

– Это ваша работа, Аполлон Григорьевич…

– Благодарю вас, коллега… В таком случае не сомневайтесь: он ничего не почувствовал.

– Вот как? Интересно. Вы так полагаете?

– Нет, не полагаю. Я в этом уверен, коллега. Посмотрите-ка вот сюда… – Лебедев указал на затылок. – Его оглушили чем-то тяжелым, а потом накинули петлю и вздернули. Самоубийство сработано хуже не придумаешь. Топорная работа. Только бездельник-пристав может принять его за чистую монету. Такого подарка от меня он не получит.

– Не сомневаюсь… – сказал Ванзаров. – Вас не удивляет, что горло не порезано и гостиная не залита кровью. Где же пурпур засохший? Зачем убийца сменил прием?

– Самое простое объяснение: не хотел мараться…

– Или желал, чтобы это выглядело как кара за чрезмерное любопытство. Так сказать, другим наука: не лезь куда не следует, не ищи золото там, где его нет, окажешься в петле.

Лебедев не был готов согласиться сразу и безоглядно.

– Не слишком ли романтично?

– Для того чтобы напугать ищущих тайну золота? В самый раз… Кстати, когда было совершено убийство?

– Примерно часов шесть назад.

– То есть около двух ночи… Самое глухое время. Чердынцев думал, что его никто не заметит. Он проберется в дом, найдет бесценные записи и тихонько уберется. Но здесь его уже ждали. Или любого, кто посмеет прийти. Неважно, кого убить, лишь бы остальные боялись…

– С чего так решили? – спросил Лебедев.

– Он ждал в доме. У него были ключи: задняя дверь была на замке. Окно вытащил Чердынцев, больше некому. Убийца сел в темноте в это кресло… – Ванзаров показал на продавленное сиденье, – …и стал ждать. Чердынцев должен был прихватить потайной фонарь, свет зажигать он бы не решился. Его здесь нет, значит, фонарь забрал с собой убийца. А дальше все просто: удар по затылку и веревка, которую он подобрал во дворе…

Что-то приметив у дивана, Лебедев шагнул и поднял медный пестик, каким перемалывают в ступке каменные породы и минералы.

– Вот вам и орудие убийства, – сказал он, разглядывая бурое пятно. – Вот вам и пурпур засохший.

И за это Ванзаров был ему благодарен. Осмотрев пестик, он предложил выйти. Гости могли пожаловать с минуты на минуту, не следовало показывать им такое зрелище. На часах было без четверти восемь. Они ждали до полвины десятого. По Гатчинской дороге сновали пролетки, кареты и проехали ломовые телеги. Крестьяне шли на работу, проехали в кибитке цыгане. Но никто не желал завернуть к дому-с-трубой.

– Бесполезно, они не придут, – сказал Лебедев. Никакого торжества от победы он не испытывал. Это было и его поражение.

– Такой результат не менее важен, – ответил Ванзаров. – И это хорошо.