Татьяна Молчанова - Дело о таинственном наследстве

Граф медленно приблизился к смеющейся вдове. На секунду ей показалось, что сейчас он ее ударит, и она с вызовом подняла навстречу свое злое, ненавидящее лицо.

Но граф, прошептав: «Какая же вы дура!» – развернулся и пошел прочь.

Уж лучше бы он действительно ее ударил! Софья Павловна села на ступеньки беседки и уже второй раз за этот вечер разрыдалась по-настоящему…

Вялость и апатия овладели Наташей. И надо же было гостям потребовать игры в четыре руки с кузиной Сонечкой! И надо же было Сонечке затеряться где-то в саду с новым поклонником. И надо же было Наташе пойти ее искать…

Она тихо вошла в дом. Гости, уже забывшие о так и не состоявшейся музыкальной партии, расположились на диванах и креслах, ведя тихую беседу ни о чем. В комнату вошел граф и сделал было несколько шагов по направлению к ней, но Наташе, увидевшей его виноватое и растерянное лицо, стало так тошно, что она резко отвернулась, и граф отступил.

Как сквозь вату, она услышала просьбу Феофаны Ивановны к племяннику принести ей табакерку, на что тот предложил тетушке свой кисет, рассказав про изобретенную им на редкость приятную табачную смесь. Как во сне, она увидела заинтересованные пальцы старушки, берущие щепотку ароматного удовольствия. Вот тетушка засовывает табак сначала в одну ноздрю, потом в другую, приятно зажмуривается, вдыхает и… Все через ту же пелену перед глазами, все с тем же безразличием Наташа увидела, как глаза Феофаны Ивановны вдруг начали вылезать из орбит, как медленно потекла из ее носа и рта кровь. Старушка забулькала, пытаясь вдохнуть уже не существующий для нее воздух. Страшные звуки разнеслись по гостиной. Тетушка приподнялась в кресле, качнулась и упала в него вновь. Тело ее резко дернулось несколько раз и затихло…

Наташа, медленно мигая, смотрела на кресло, где лежала уже мертвая Феофана, и вяло ждала окончания сна.

Резкий крик Ольги вернул ее в реальность. И все вокруг мгновенно стало четким и от этого очень страшным.

На следующий день тело Феофаны Ивановны не покоилось чинно в доме, ожидая последних проводов. Истерзанное прозектором, оно лежало, накрытое белой простыней, в уездной больнице.

Тайный советник, с согласия графа, просил доктора, чтобы тело тетушки перевезли из гостиной дома Краскова прямо в больницу, для сохранения. Студент-медик, приводивший с утра труп в порядок, будучи истово увлеченным медициной, заметил, как побагровели и отекли шея и лицо трупа. Он доложил доктору, что вид тела, по его мнению, вызывает сомнения в верности диагноза «мозговой удар». Студент открывал учебники, цитируя медицинских светил, горел глазами и в рьяном своем убеждении переполошил всю больницу. Никольский был вынужден дать разрешение на вскрытие. И вот теперь он сидел в своем кабинете, мрачно кивая головой, слушал, что говорит ему прозектор – маленький, знобливый человек с густыми бровями:

– Вы знаете, Семен Николаевич, странная картина получается. Отекшее, синюшное, как при удушье, лицо, все внутренние органы вишнево-красного цвета… Налицо признаки сильнейшего кислородного голодания тканей, что, собственно, и явилось причиной смерти. Но самое странное, – и прозектор приподнял значительно бровь, – запах! Весьма специфичный… Позволю себе предположить, что данная тканевая гипоксия есть следствие воздействия некой весьма сильной отравляющей субстанции. Однако в желудке умершей ничего похожего не обнаруживается. Значит, не через пищу сие в организм попало! А вот состояние носоглотки и легких говорит о том, что отравление могло произойти путем вдыхания некоего вещества. При вдохе оно тотчас поступило в кровеносную систему и мозг, вызвало поражение дыхательного центра, кислородное голодание тканей, остановку сердца и смерть, – прозектор выжидающе посмотрел на Никольского и добавил: – Судя по обстоятельствам, при которых наступила смерть, я бы, Семен Николаевич, рекомендовал оповестить полицию и проверить табачок.

– Да, Георгий Павлович, спасибо. Приведите тело в порядок, чтобы можно было отдать родственникам. Напишите мне подробный отчет о вскрытии. Я подожду, и… – Прозектор приподнял мохнатые брови. – Да, Георгий Павлович, все правильно – и в полицию. Ну надо же… – тяжело вздохнул Никольский, покачав головой.

Граф мерил шагами свою комнату.

«Вот как странно, 1001, – считал он свои шаги. – Тетушка мертва. Теперь у меня совсем никого нет, кроме этого Антона Ивановича. А кстати, где он?» – подумал граф и на 1050 решил спуститься вниз.

– 1051, 1052, 1053… Тьфу ты господи, Антон Иванович, вы как привидение прямо! – отшатнулся граф от невесть откуда возникшего родственника. И, вглядевшись в него, уже даже испугался. – Что это с вами, милейший?

Антон Иванович представлял собой зрелище действительно странное, если не сказать просто ненормальное. Лицо его дергал нервный тик, он суетливо потирал руки и глядел на графа с каким-то вопрошающим и одновременно плотоядным выражением.

– Да я вот тут вас поджидаю, – проговорил он дрожащим голоском.

– А отчего вы меня здесь поджидаете, поднялись бы в комнату, поговорили?

– Да я так, ничего, видите, дождался ведь…

Какая-то очень неприятная зависла пауза, и он, уже не на шутку раздраженный, грубо спросил:

– Ну?

– Так ведь Феофана Ивановна… умерла? – весь изогнувшись в вопросительную дугу, прошептал Антон Иванович.

«Да, явно нехорошо ему…»

– Антон Иванович, я же вам вчера все рассказал – умерла, при нас всех умерла, скончалась!

Антон Иванович немножко отпрянул от недоумевающего графа, слабо махая руками, потом опять приблизился, блестя глазами, и, криво улыбаясь, спросил:

– А от чего? – Лицо его опять передернул тик.

Граф, не поняв вопроса, посмотрел на родственника:

– От чего? Антон Иванович, я не знаю… Сердце, скорее всего, вы же понимаете, у тетушки уже два удара было, это, наверное, третий… – И тут он, вдруг осознав вопрос, воскликнул: – А ведь вы правы! Почему тело тетушки до сих пор не привезли в дом? Это вы хотели спросить? Почему его держат в больнице? От чего она умерла? На что вы намекаете? – Ему стало страшно, он схватил Антона Ивановича за рукав. – На что вы намекаете? Что вы знаете? Говорите же!

Антон Иванович от крика весь съежился, задрожал.

– Я ничего, вы же сами все сказали, не дают нам тетушку похоронить. Да и не должна она была умереть… так… рано…

Граф разжал пальцы и не менее минуты смотрел в бесцветные глаза старичка.

– Не волнуйтесь, Антон Иванович, – наконец медленно произнес он, – успокойтесь, все мы смертны. Это все формальные процедуры: констатация смерти и ее причины. Я думаю, что у Феофаны Ивановны действительно не выдержало сердце. Пойдемте, попьем лучше чаю и оба успокоимся.