Евгений Сухов - Волчья каторга

— Да ради бога, — раскрыл перед гостем двери Стасько. — Проходите и смотрите себе.

— Вы, я вижу, не один, — немного стушевался Георгий. — Мое присутствие, верно, вас стеснит…

— Ничуть не стеснит, — улыбнулся Стасько, который после месячного ничегонеделания был рад любому потенциальному покупателю, — заходите и располагайтесь…

Георгий зашел, огляделся, присел к тумбочке, на которой как раз были разложены горкой цепочки и брелоки, и принялся разбирать их и осматривать.

Во все время разговора Стасько с купцами Георгий обдумывал, как он проделает задуманное… Вот купцы уходят, и они остаются одни. Георгий оглушает Стасько, тот теряет сознание, он забирает самые дорогие часы, деньги и уходит. Но… Стасько очухивается, поднимает тревогу. Набегают фараоны, на него, Георгия, объявляется охота, и его берут прямо на станции. Нет… Такое уже было и закончилось весьма скверно. Нужно, чтобы шухер поднялся как можно позже, когда он будет уже далеко отсюда, а лучше — уже в Москве. И ищи потом ветра в поле… Стало быть, надо затемнить Стасько на «глухую». И обставить все так, будто он спит. После чего немедля сваливать отсюда втихую со сламом…

Георгий сидел в сторонке, в разговор не встревал, да, собственно, на него никто не обращал внимания. Верно, забыли даже, что он есть. Так он и просидел едва ли не до трех часов пополуночи, когда купцы, распрощавшись с коммивояжером и пообещав прислать днем своих приказчиков, дабы они забрали отобранные часы, вышли вместе из номера.

— Что ж, мне тоже пора, — поглядывая на две горки отобранных купцами золотых часов, произнес Георгий. — Засиделся я у вас… Спасибо, что не прогнали меня, — улыбнулся он.

— Да что вы, как можно? — улыбнулся в ответ Стасько. — Вы себе подобрали что-нибудь? — спросил он, провожая гостя до дверей.

— Да, подобрал, — ответил Георгий.

С этими словами он полез в боковой карман своего дорожного костюма и, резко вынув руку, нанес Стасько сильный удар кастетом в висок. Удар был смертельным, и тело коммивояжера задергалось в конвульсиях.

— Спокойно, спокойно, — прошептал Георгий, крепко сжимая левою рукою горло Стасько, чтобы удерживать его в вертикальном положении и не дать предсмертным хрипам вырваться наружу. Когда тело коммивояжера обмякло, убийца подхватил его под мышки и осторожно, чтобы не измазаться в крови, оттащил труп Стасько к окну, уложив его головою и грудью под этажерку с цветами так, чтобы из фасадного окна труп не был виден.

Георгий подошел к двери, закрыл ее на ключ — он торчал из замочной скважины — и положил его в карман. Потом снял с вешалки пальто, сложил его и положил на кровать, отбросив лежащий на ней молоток. Пальто он прикрыл одеялом. Отойдя на несколько шагов, обернулся и посмотрел на кровать. Недовольно хмыкнул, вернулся и подоткнул одеяло под свернутое трубою пальто. Теперь было похоже, что на кровати будто спит человек, накрывшись одеялом с головой. Полянский обыскал труп и нашел портмоне с деньгами и документами. Бабла в нем было больше «косухи», а точнее считать было некогда, и он сунул портмоне коммивояжера во внутренний карман своего дорожного костюма. Найденные в нагрудном кармане сюртука Стасько векселя не взял, бросил на пол: такие бумажки ни к чему, на след могут навести при предъявлении к оплате…

Затем подошел к корзине, что была меньше размером, и взял из нее несколько коробочек с часами, предварительно удостоверившись, что часы в них золотые. Из горки часовых принадлежностей, лежавших на тумбочке, выбрал золотые цепочки, что были покрупнее и подлиннее. Все это он рассовал по карманам. Потом сгреб в охапку отобранные купцами золотые часы, прижав их к животу, и подошел к двустворчатой двери. Окинув взглядом комнату Стасько, убийца навалился всем корпусом на дверь и толкнул ее. Образовалась щель. Он отошел на шаг и снова с силой навалился на дверь. Она растворилась шире, и Георгий с трудом, но протиснулся в образовавшуюся щель…

— А вот и я, — сказал он Глаше, которая во все глаза смотрела на него. — Чего не спишь?

— Ты убил его? — шепотом спросила Малышева.

— Нет, что ты! — Георгий сделал оскорбленный вид и даже подпустил в голос нотки возмущения. — Оглушил только немного…

Он притворил дверь и прошел в комнату.

— У тебя ладонь в крови, — заметила Глаша.

— Да? — Георгий посмотрел на ладонь. — И правда. Порезался, наверное…

— Это его кровь…

— Кого? — Он сделал вид, что не понял вопроса.

— Григория Ивановича, — промолвила Глаша.

— А что ты о нем так переживаешь? — искоса посмотрел на нее Полянский. — Он кто тебе: брат, сват? Торгаш какой-то московский, которых там, как собак нерезаных… К утру очухается, и все будет в порядке.

— Он уже не очухается…

— Ну, а коли не очухается, значит, ты и твоя сестренка — соучастницы убийства. А что это значит и каковы будут последствия, так об этом я тебе уже говорил…

— А я ничего не видела, — неслышно вошла в комнату сестры Кира — И не знаю ничего.

— Вот, — удовлетворенно кивнул головой Георгий. — Бери пример со своей младшенькой…

Он невольно остановил свой взор на Кире. Да, ладная девка. Притягательная, черт бы ее побрал. С собой, что ли, ее взять? А ведь она и пойдет…

Нет, бедою все это закончится. Иначе с ними, бабами, и не бывает…

Георгий высыпал добычу на кресло, все золотые часы, в коробочках и без оных, да еще брелоки и цепочки. На сколько же весь этот слам потянет? Тысячи на полторы-две? Да в кожняке [79] Кожняк — бумажник, портмоне (жарг.). «косуха» с лишком. Не хило! И делиться ни с кем не нужно. Полный фарт!

Полянский вымыл под рукомойником лицо и руки, вытерся, осмотрел себя в зеркало и, не найдя на себе и дорожном костюме пятен крови, кивнул своему отражению: дескать, пора. Затем повернулся и, обращаясь к Кире (но не к Глаше), произнес:

— Котомку дай.

Кира метнулась в свою комнату и скоро вышла с парусиновой сумкой с длинным наплечным ремнем. Сумка походила на охотничий ягдташ и почти идеально подходила к дорожному костюму Георгия.

— Благодарствуйте, барышня, — остался довольным такой котомкой Георгий. Он сложил в нее свою добычу, застегнул и посмотрел на женщин: — Я бы с удовольствием побыл еще с вами, но мне, к сожалению, пора… Я не жлобина, но подарков вам не делаю по той простой причине, что не хочу вас подставлять. Ведь обнаружение при обыске полицией часов или цепочек из тех, что были у коммивояжера — а обыск такой обязательно будет, и уже сегодня, — свяжет вас со мной и сделает соучастницами. Поэтому то, что я не поделился с вами, — это простая мера предосторожности, нужная, скорее, вам, а не мне. Все. Бывайте, барышни…

Георгий повернулся, подошел к коридорной двери и прислушался. Было тихо. Он приоткрыл дверь и выглянул в коридор. По раннему времени он был пуст: жизнь в меблирашках начиналась около шести утра.