Нэнси Бильо - Чаша и крест

— Подожди! — крикнула Гертруда. — Ты видела на троне королеву Марию, а рядом с ней кардинала и епископа. А теперь скажи, что будет с моим мужем и сыном? Со всем нашим родом Кортни?

— Отпустите, отпустите меня, — взмолился Оробас.

— Нет уж, говори, — потребовала Гертруда. — Мне обязательно нужно все узнать. Я заплачу еще. Много больше. Сколько пожелаешь. Ну же!

— О, бедный Генри Кортни, — простонал наконец прорицатель. — Близится час расплаты!

Я задрожала от страха. «Близится час расплаты!» — эту же самую фразу выкрикнул и безумный Джон, когда вместе с семейством Кортни я покидала Дартфорд.

— Почему ты так говоришь? — Гертруда совсем обезумела. — Почему?

Густая струя слюны потекла изо рта Оробаса. Он рухнул на пол и больше не сказал ни слова.

Душу мою терзали страшные сомнения. Неужели Оробас не был шарлатаном, а действительно сумел каким-то непостижимым образом спуститься в загробный мир и перевоплотиться в давно умершую саксонскую девушку, которая способна видеть будущее? Вообще-то, думать так — страшный грех. Да и элементарный здравый смысл мешал мне поверить, что подобное возможно. Но с другой стороны, Оробас в точности описал реку, протекающую через Дартфорд, и так убедительно рассказывал о смятенных чувствах юной монахини… Я подсознательно чувствовала, что он говорил правду. И самое главное — Оробас в точности, слово в слово, повторил пророчество сестры Элизабет, так что теперь я уже почти не сомневалась: мне действительно суждено сыграть решающую роль в судьбах нашего государства. Я должна буду совершить некие действия, которые переменят жизнь моих соотечественников. При мысли о том, что на меня свыше возложена какая-то странная, загадочная, сверхъестественная ответственность, сердце мое сжималось точно так же, как сжималось оно, когда много лет назад я стояла на коленях перед корчившейся на полу сестрой Элизабет Бартон. Как же мне исповедоваться в этом, какой епитимье я буду подвергнута?

В полном молчании, крайне подавленные увиденным, мы с Гертрудой в сопровождении близнецов и наемников ехали обратно в «Алую розу». Когда мы добрались до Саффолк-лейн, уже светало.

— Я сдержу свое слово, Джоанна, — тихо сказала Гертруда. — Я отправлюсь с Генри на запад. Он не должен знать, что было сказано нынче ночью.

Видно было, как страшно напугало ее пророчество относительно судьбы мужа.

Я сочувственно кивнула в ответ:

— А мы с Артуром вернемся обратно в Дартфорд, станем там потихоньку жить-поживать и не будем высовываться. — А про себя подумала: «Правда, сначала еще надо вытерпеть этот званый обед в честь барона Монтегю».

Через два дня, когда назначенный час наконец настал, маркиз Эксетер лично явился, чтобы сопровождать меня на обед. С тех пор как Генри попросил меня шпионить за своей женой, мы с ним еще не виделись. Он с улыбкой протянул мне руку:

— Позвольте мне быть вашим кавалером, кузина Джоанна.

Направляясь в большую залу, мы сначала болтали о каких-то пустяках, но потом Генри вдруг быстро оглянулся на шагавших позади слуг и спросил:

— Ну, как вы тут жили в мое отсутствие, все было тихо?

Я ждала этого вопроса.

— Да.

Он громко и с явным облегчением вздохнул. И больше вопросов не задавал. Я чувствовала себя ужасно: этот человек полностью доверял мне, а я… Боже, как мне захотелось в этот момент увлечь его в нишу под лестницей, подальше от слуг, и рассказать всю правду о том, что случилось той ночью. «Близится час расплаты!» Я с трудом удержалась от того, чтобы не воскликнуть: «Генри! Вам нужно как можно скорее покинуть Лондон! Уезжайте немедленно, как только закончится званый обед!»

— О, смотрите, зажгли свечи во всех канделябрах, превосходно! — радовался мой кузен.

Лестница и вправду как никогда ярко освещалась золотистым сиянием множества свечей, расставленных через каждые несколько футов. Такой иллюминации в «Алой розе» я еще не видела. А еще все вокруг сияло безукоризненной чистотой. Слуги, должно быть, часами мыли и терли ступени. Сколько работы было проделано ради, в сущности, пустяка — какого-то обеда для нескольких друзей. И чему радуется Генри? Подумаешь, зажгли свечи во всех канделябрах. Какое это имеет значение, если на нас надвигается тьма?

Нет, я этого больше не вынесу. Надо немедленно предупредить кузена. Я открыла было рот, но тут Генри отступил от меня на шаг, чтобы на ярко освещенной лестничной площадке как следует рассмотреть мое новое платье из серебристой материи. Носить его было для меня настоящим испытанием: ткань оказалась тяжелой и грубой. Но на постороннего наблюдателя она, видимо, производила совсем иное впечатление.

— Да вы у нас настоящая красавица, Джоанна, — сказал он, дважды хлопнув в ладоши. — Быть вашим кавалером на вашем званом обеде — большая честь.

Подходящий момент для откровенного разговора был упущен.

— Как на моем обеде? — удивилась я. — Почему вы так говорите? Разве обед дается не в честь барона Монтегю?

Генри снова улыбнулся. Настроение у него было превосходное.

— Да-да, конечно, в честь барона. Разумеется. Пойдемте же скорее, не будем заставлять его ждать.

Через несколько минут мы должны были войти в большую залу. Однако мне совсем не было страшно. Странные видения, дважды представавшие передо мной в этом помещении, вряд ли могли испугать меня теперь, после того что я испытала в присутствии второго провидца.

Но Генри почему-то повел меня не в большую залу, а в музыкальную комнату. Когда я спросила, зачем мы сюда пришли, он вместо ответа промурлыкал какую-то мелодию.

В этой комнате, тоже ярко залитой сиянием свеч, нас поджидал какой-то человек. Он стоял спиной к двери и, сложив руки, внимательно рассматривал резное украшение на стене. Потом медленно повернулся к нам.

Это был сам барон Монтегю… но как он изменился! Я не встречалась с бароном лет пять, не меньше. Да, в последний раз мы виделись, когда он приезжал в Стаффордский замок навестить свою сестру Урсулу. Будучи старшим сыном, он после смерти отца встал во главе семейства Поулов.

Подобные его приезды всегда делали много шума. Ведь барон Монтегю не только занимал высокое положение в обществе, но и, подобно Генри Кортни, был товарищем детских игр самого короля. Кроме того, я слышала, что многие женщины считали его красавцем. Впрочем, лично я была о внешности Монтегю другого мнения. Более того, барон казался мне довольно скучным человеком. Он всегда держался на редкость холодно и надменно, хотя абсолютно ничем не выделялся, сроду не читал книг и вообще, за исключением азартных игр, похоже, ничем не интересовался. В общем, истинный аристократ до кончиков ногтей.

Сейчас барону Монтегю было хорошо за сорок. Черные волосы его серебрились густой проседью, сетка морщин вокруг глаз обозначилась резче. Лицо костлявое, почти аскетическое. Одет друг Генри был в простой черный сюртук без всяких украшений: ни драгоценностей, ни цепи, положенной Монтегю по должности, которую он, без сомнения, занимал при дворе. Он надвигался на нас, как некое темное привидение.