Борис Акунин - Ф. М.

Всё, черный блестящий футляр лежал на полу.

Щелкнули замочки.

Ну-ка, что там?

Внутри, один на другом, лежали несколько пластиковых пакетов разного размера.

В первом оказались пачки стодолларовых купюр, довольно много. Николас пересчитывать не стал – не интересно.

Во втором коробочки с драгоценностями. Тоже не заинтересовался.

В третьем, самом маленьком, несколько кредитных карточек иностранных банков. Нелегальные счета? Черт с ними!

Ура, папка!

Открыв ее, Николас чуть не застонал от разочарования: какие-то деловые бумаги на русском и английском.

И лишь в самом последнем пакете сквозь полупрозрачный пластик просвечивала знакомая крокодиловая кожа, красного цвета.

Достал.

Да! Да!

Ай да Ника! Ай да Фандорин! Нашел!

Все остальные пакеты засунул обратно в контейнер.

Позвал с улицы милиционера.

– Вот тайник. Тут ценности, какие-то документы. Это вы сами разбирайтесь. А вот папка, принадлежащая моему клиенту. Я хочу ее взять, но это, наверное, нужно как-то оформить?

Оперуполномоченный ошарашенно тряс долларами, таращился на кольца и браслеты.

– Так что с папкой? – снова спросил Фандорин.

Тот очумело уставился на него.

– Забирайте. На что она мне?

И уткнулся в бумаги.

Забрать-то Ника забрал, но, когда ехал в Москву, сильно сомневался, правильно ли поступил. Не следовало ли потребовать, чтобы вызвали понятых? Как-то очень уж легко страж порядка согласился отдать рукопись. Там в контейнере столько всего…

В любом случае нужно позвонить Сивухе.

Николас набрал номер, услышал: «Это телефон депутата Государственной Думы Аркадия Сергеевича Сивухи. Оставьте сообщение, и вам обязательно перезвонят». Ну уж нет, такое известие не для автоответчика.

Фандорина распирало от восторга. Бог с ними, с долларами и бирюльками покойницы. Если милиционер заберет их себе, пускай это будет на его совести. Переделать нравы и порядки родной милиции Николасу Фандорину не под силу. Да, он не борец с общественным злом. Но зато какой аналитический дар! Какая проницательность! Профессионалы искали – не нашли, а ему часа хватило. Правда, профессионалы не знали про порезанный палец Марфы Захер, но это частности.

Он позвонил Саше, чтобы порадовать. Отключен телефон.

Позвонил Валентине – занято.

Тогда набрал номер жены. Хотел порадовать: выполнен крупный заказ, будут деньги. Пусть знает, что ее муж не такой уж нахлебник и неудачник.

И Алтын трубку сняла, почти сразу.

Сказала:

– Ты? Как некстати! Я в консерватории, на Славином концерте. Забыла звонок убрать, ужасно неудобно! Потом-потом.

И отключилась, даже не выслушав.

Настроение враз испортилось.

До Солянки Николас ехал мрачный.

Позвонил Сивухе еще раз, уже из офиса. Опять нарвался на автоответчик, но теперь было не до эффектов. Сказал сухо: «Это Фандорин. Рукопись у меня. Можете забирать».

Походил по кабинету, чтобы успокоиться.

Когда успокоился, сел за стол и открыл красную папку.

Всё то же, всё то же.

На Малой Мещанской, как прежде на Екатерингофском и у Поцелуева моста, картина была слишком знакомая. На полу лежало недвижное тело с проломленным черепом, и ни следов, ни свидетелей. Лишь жилище здесь было другого сорта. Не убогое старушечье, как у Шелудяковой, и не опрятно-безличное, как у Чебарова, а обставленное по всей последней моде, с вакханками в золоченых рамах, преогромными китайскими вазами и инкрустированными козетками.

Девица Зигель жила богато и, кажется, даже держала открытый дом – во всяком случае, по свидетельству соседей, по четвергам у Дарьи Францевны всегда собиралась большая и веселая компания.

Собственно, «девицей» сия уроженка Ревеля числилась лишь по своему семейному статусу, ни возрастом, ни нравом, ни тем более родом занятий к невинности и девству будучи никак не причастной. Разве что в особенном смысле. Как выяснилось почти сразу же через запрос в обер-полицеймейстерскую канцелярию, это была известная в демимонде сводня, имевшая постоянную клиентуру и довольно узкую специальность. Госпожа Зигель высматривала молоденьких и хорошеньких девочек из приличных, но впавших в нищету семейств и посулами, уговорами, а то и угрозами понуждала к вступлению на стезю порока. Клиенты Дарьи Францевны охотно платили хорошие деньги за то, что в шансонетках называют «невинности нежный бутон».

Вот эту-то милую даму теперь и убили. Причем, как и в предшествующих случаях, она, по-видимому, сама впустила своего погубителя. Выходит, это опять-таки был человек знакомый, опасений не вызывающий.

Примечательно и другое. С часу до двух пополудни покойница всегда оставалась дома одна, отпуская прислугу, потому что это время у нее отводилось для всякого рода деликатных переговоров с глазу на глаз. И об этом ее обыкновении преступник превосходно знал.

Еще цепляясь за былую версию, надворный советник попытался прикинуть, не мог ли Раскольников проводить сестру на Вознесенский, после как-нибудь быстро, хоть бегом, заскочить на Малую Мещанскую, стукнуть топором сводню, а затем еще поспеть и на Офицерскую к Разумихину. Пристав даже нарочно послал выяснить, где именно остановились мать и сестра Раскольникова.

Увы, никак не складывалось. Да еще ведь надо учесть, что, проводив Авдотью Романовну, он должен был за своим топором вернуться. Ведь, ежели б он прихватил сие орудие с собой, когда покидал комнату, Разумихин это бы приметил.

Чушь, бред и морок, тряхнул головой Порфирий Петрович, решительно изгоняя прочь все мысли о проклятом студенте, на которого ушло столько времени, и целиком сосредоточился на новой задаче.

Пропали у жертвы, разумеется, сущие пустяки: булавка с камнем да бисерный кошелек. Более в квартире злодей ничего не тронул, но это пристава уже не удивляло.

Он устроил обыск в бумагах, надеясь добыть список пользователей сомнительных услуг, предоставляемых Дарьей Францевной. Рассчитывать на то, что любители бутонов объявятся сами, не приходилось.

Не нашел, но на том не успокоился. Принялся простукивать стены, паркет, стенки шкафчиков – и что же? В кабинете под столешницей обнаружился тайник, а в нем два альбомчика, один пухлый, другой тоненький.

В пухлом надворный советник с удовлетворением нашел полный перечень девушек, состоящих под покровительством госпожи Зигель: и адреса, и имена, и даже короткие характеристики, правда, более физиологического свойства. Очевидно, это всё были уже сорванные бутоны, которых Дарья Францевна из своей опеки не отпускала и использовала для клиентов обычных, без особой взыскательности.

– Отлично-с.