Валерия Вербинина - Заблудившаяся муза

– Свидетельство господина Арапова очень важно, – сказал Леденцов. – Оно подтверждает, что имеется некий заговор, направленный против Дмитрия Ивановича Чигринского. В этом направлении я и предлагаю работать.

Амалия взглянула на него непонимающе.

– Заговор? Нет, этого не может быть…

Тут, признаться, Леденцов изумился. С его точки зрения, фраза звучала слишком по-дамски и как-то беспомощно – одним словом, совершенно не в духе Амалии. Кроме того, именно баронесса Корф первой выдвинула гипотезу, что некто хочет погубить композитора. Почему же сейчас она отказывается признать очевидное?

– Мы что-то упустили, – сказала Амалия, недовольно качая головой. – Что-то очень важное, и из-за этого вся картина искажается. Заговор? Нет, не то. Я уважаю и ценю Дмитрия Ивановича, но он не та персона, ради которой станут прилагать столько усилий.

– Тогда в ком же дело? – спросил Леденцов, чувствуя, что начинает сердиться. – В Ольге Верейской? Простите меня, сударыня, но она была еще более незначительной личностью, если можно так выразиться…

Тут он услышал за дверями какой-то странный звук, нечто среднее между стоном и рычанием – и похолодел.

– Третий или третье, – сказала Амалия, не обращая на разносившийся по дому рев никакого внимания. – Весь вопрос в том, кто это – или что это. С самого начала, Гиацинт Христофорович, с нами играют в игру. То, что нам пытаются внушить, это вовсе не то, что есть на самом деле. Все как будто вертится вокруг Верейской и Чигринского… значит, в действительности дело вовсе не в них. Бородач с собственным экипажем и кучером, судя по всему, и есть тот человек, который убил Ольгу Николаевну, затем отъехал и стал следить, что предпримет Дмитрий Иванович… А так как Чигринский обманул их ожидания, понадобился звонок в полицию, чтобы его изобличить. А если бы не было звонка, тогда что? Тело бы все равно нашли, установили факт убийства, стали искать, кто ее убил… Нет, не так…

Одна створка дверей с душераздирающим скрипом приотворилась, и в образовавшуюся щель вползло видение, отдаленно напоминающее дядюшку Казимира. Он ступал нетвердо и на каждом шагу страдальчески щурился.

– Кажется, я не вовремя… – Леденцов приподнялся с кресла, сгорая от мучительной неловкости.

– Сидите, сидите, – махнула веером Амалия. – Дядюшке вчера пришлось нелегко. Дело в том, что я послала его в ресторан «Армида», проверять, действительно ли никто ничего не запомнил о человеке, звонившем в полицию.

Тут, честно говоря, самолюбивый Гиацинт ощутил укол обиды.

– Сударыня, если вы считаете, что я плохо справляюсь со своим делом…

– Я вовсе так не считаю, – живо отозвалась Амалия. – Но вы – полицейский, а люди не любят лишний раз откровенничать с полицией. Поэтому я решила подстраховаться и… Дядя, у нас гость.

– Премного благодарен, – невпопад промямлил Казимир. После вчерашнего ему страшно хотелось пить, и он набросился на графин с водой так, словно месяц, если не больше, провел под палящим солнцем пустыни. У Леденцова невольно мелькнула мысль, что громкие булькающие звуки, которые издавал пьющий Казимир, могла издавать разве что мучимая жаждой лошадь.

– А… м… э… – промычал дядюшка, отрываясь от графина (он пил прямо из него, не опускаясь до стакана или чашки). – Амалия, я требую возмещения морального ущерба!

И он с размаху повалился в кресло, которое не заскрипело даже, а как-то заскрежетало.

– За что? – поинтересовалась племянница (которая, надо признаться, ожидала требования в этом роде).

– Ты послала меня в притон! – горестно объявил Казимир. – Там такое дрянное вино… И этикетки наверняка переклеенные! Я заметил на одной ошибку во французском, а на французских винах ошибок быть не должно…

– Дядя, кто же заставлял вас пить вино? Есть же, в самом деле, чай…

– О!

– Кофе!

– Ты меня погубишь!

– Лимонад, наконец…

– Амалия, я что, ребенок, пить лимонад? – жалобно вопросил Казимирчик. – Я и в детстве его терпеть не мог… И вообще в этом притоне у меня увели кольцо… с бриллиантом…

– Полно, дядюшка, я же прекрасно знаю, что бриллиант был фальшивый. Ни за что не поверю, что вы… Ну хорошо, хорошо! – быстро поправилась Амалия, видя, как дядюшка распрямился с видом оскорбленного достоинства. – Будет вам новое кольцо… обручальное! – не удержавшись, добавила она.

Тут Казимир схватился за грудь и отчаянно раскашлялся. Свободолюбивый дядюшка не выносил не то что разговоров о женитьбе, а даже легчайших намеков на нее.

– О-ох! Амалия! Как это жестоко с твоей стороны…

– Вам удалось что-нибудь узнать о том, кто звонил в полицию? – не утерпев, вмешался Гиацинт.

Казимир тотчас же перестал кашлять.

– Ценой невероятных трудов… Вы даже не представляете, сколько усилий мне пришлось приложить! Чего стоит один салат… якобы венский, который я съел… исключительно в интересах дела!

И он рассказал о Коко, о том, что тот жил где-то недалеко от ипподрома, был светловолос, невысокого роста и декламировал какие-то стихи о потоке.

– Что за стихи, дядюшка?

– Да не помню я! – отмахнулся Казимир. – У меня после вчерашнего все в голове смешалось… Помню, что про поток, мне даже Маша… тьфу, Лиза… или Роза? – их на память прочитала… Поток чего-то там… жутко неприятные стихи, по правде говоря… Да какая разница, в самом деле?

Сыщики переглянулись.

– Коко – это уменьшительное от Константин или Николай? – спросила Амалия.

– Не знаю, – капризно ответил дядюшка. – Коко и Коко… Вот.

– Предлагаю послать в ресторан нашего человека, вдруг этот Коко снова там объявится, – решительно промолвил Леденцов. – Это во-первых. А во-вторых, следует принять меры к тому, чтобы отыскать его, на случай, если в «Армиде» он более не покажется. Если он живет недалеко от ипподрома и бывает на бегах…

– Недалако, Гиацинт Христофорович, понятие растяжимое, – сказала Амалия. – Вокруг ипподрома множество улиц и переулков. Где именно его искать: в Большом Казачьем, на Николаевской улице, на Кабинетской, на Звенигородской? На поиски ведь не один день уйдет, потому что Николай и Константин – имена чрезвычайно распространенные, внешность у нашего доброжелателя рядовая, а цитировать стихи закон никому не возбраняет.

– И тем не менее попробовать стоит, – решительно сказал Леденцов. – Вдруг кто-нибудь из дворников, околоточных или жучков на бегах его узнает…

– Один вы не справитесь, – сказала Амалия. – Постойте, я напишу записку Александру Богдановичу, чтобы он выделил вам подмогу… и чем больше, тем лучше.

Она села к столу и своим аккуратным, красивым почерком написала письмо Зимородкову, прося его дать Леденцову людей, потому что от этого в значительной мере может зависеть успех всего дела.