Линдси Фэй - Прах и тень

— Мэн Джек, как я рад вас видеть!

— Боюсь, что не могу сказать то же самое, мистер Холмс.

— В газетах пишут, что он и есть Тесак! — заорал угрюмый юнец.

— Отправим его в ад этой же ночью!

— А что вы скажите, Мэн Джек? — спросил мой друг. — Поверьте, все это выдумки.

— Я знаю это не хуже вас, да это и младенцу понятно, — проворчал он. — Уходите с миром — тут и говорить не о чем.

— Ах вот, значит, как: он невинная овечка! — выкрикнул негодяй, начавший всю эту заваруху. — Хватит переливать из пустого в порожнее! У меня с собой нож, и я пущу его в дело!

— И я! — крикнул еще кто-то.

— Ни один из вас не годится в полицейские, — сказал Джек спокойно, но голос его был так силен, что эхом отразился от стен домов. — Эй, вы там! Дайте пройти этим парням. Уходите, мистер Холмс. Они меня слушаются, когда сохраняют рассудок, но, если перестают соображать, горе тому, против кого они затаили злобу!

— Благодарю вас. Пойдемте, Уотсон.

Их лица были хмуры, и некоторые мерзавцы, включая дюжего йоркширца, даже осмелились плюнуть в нашу сторону, но все же толпа расступилась.

— Кто этот человек? — изумленно вопросил я.

— Мэн Джек? Боксер-профессионал.

— Так вы встречались с ним на ринге?

— Нет, конечно. Вы ведь достаточно хорошо знакомы с боксом, чтобы понять: мы принадлежим к разным весовым категориям.

— Тогда я не понимаю, зачем ему было спасать нас от расправы.

— Просто вы не знаете его полного имени. Мэн Джек Хокинс — член семьи одного из моих осведомителей. Сознаюсь, мой друг, когда я набирал мальчишек в свой отряд несколько лет назад, то и представить себе не мог, что кто-то из их родителей однажды поручится за меня, подтвердив мое доброе имя. Впрочем, немногие из них вообще имеют семьи, — вздохнул Холмс. Он выглядел совсем обессиленным. — Малыш Хокинс только что заработал солидное вознаграждение. А вот и кэб, друг мой. Если мы поспешим, он от нас не скроется.

На следующий день я не видел детектива примерно до восьми часов, когда чрезвычайно взъерошенный человек в грязной непромокаемой куртке и высоких башмаках поприветствовал меня взмахом руки и исчез в спальне Холмса. Он был похож на тех мужчин, кто с риском для жизни прочищает за гроши сточные трубы. Через полчаса Холмс в сером твидовом костюме появился с трубкой в гостиной и уселся за стол с таким видом, словно предвкушал любимую работу.

— Ну и что делает у вас этот мусорщик?

— Он отправился в те края, куда Шерлок Холмс лишен доступа, по крайней мере, в настоящее время. Что у нас на ужин?

— Миссис Хадсон обещала ягненка.

— Замечательная женщина. Не сочтите за труд, позвоните в колокольчик. Мне было не до еды с самого раннего утра — слишком много работы.

— Вы находились в Ист-Энде?

— Часть дня. Нашлись и другие дела — заходил в Скотланд-Ярд.

— В таком наряде?

— Мне нужно было видеть инспектора Лестрейда. Я добыл срочную информацию, которая будет ему очень полезна. Его коллеги выразили сомнение. Я их предупредил, что, если мои сведения попадут на страницы газет, Скотланд-Ярд окажется в весьма глупом положении. Это заставило их призадуматься, и очень скоро я оказался в кабинете Лестрейда. Там я раскрыл свою подлинную личность, к неудовольствию нашего доброго знакомого, и задал ему несколько важных вопросов.

— Каких именно?

— Полицию, конечно, расстроили домыслы этого ублюдка Тавистока, но они озабочены и тем, чтобы избежать обвинений в фаворитизме. Некоторые наиболее активные деятели предложили арестовать меня ради полноты расследования и в угоду общественному мнению.

— Боже правый, на каком основании?

— Сколь бы это ни казалось неправдоподобным, но окровавленный нож действительно обнаружили в нескольких кварталах от трупа Кэтрин Эддоуз. Лестрейд даже не стал сообщать нам об этом: слишком уж эта находка не похожа на обоюдоострое лезвие, которым пользовался Потрошитель. То, что нашли этот нож, — не более чем случайное совпадение, но подлые действия Лесли Тавистока или его источника информации натолкнули полицию на мысль, что Эддоуз пустила это оружие в ход для самозащиты. При охватившей всех нынче панике уже никого не волнует, что любой суд присяжных в Великобритании мгновенно отметет эту басню. Я не вправе даже выдвинуть против журналиста обвинение в клевете: формально все верно.

— Но он зашел слишком далеко! — возразил я.

— Уотсон, если бы газетчиков наказывали за измышления, любое периодическое издание в Англии обанкротилось бы весьма скоро. Покинув Скотланд-Ярд, я направился в Уайтчепел, чтобы повидать Стивена Данлеви. Он клянется, что не виноват.

— Ну, этого и следовало ожидать, — констатировал я, подумав, что, если Данлеви и дальше будет водить нас за нос, стремясь при этом добиться расположения мисс Монк, мне придется утопить его в Темзе.

— Я склонен верить ему, — задумчиво сказал Шерлок. — Но мне все больше кажется, что против меня действует некая зловещая сила, направленная на то, чтобы помешать успеху моего расследования. Не исключено, что я выдумываю заговор там, где его нет, но эти интриги помогают злодею оставаться безнаказанным, связывая мне руки.

— Кажется, «интриги» — это еще очень мягко сказано.

Мой друг успокаивающе помахал трубкой.

— Мне нечего добавить к сказанному, и мы вряд ли узнаем что-нибудь новое, пока не увидим Тавистока.

— Мы будем с ним встречаться?

— Выкурим с этим клеветником по сигаре у Симпсона в десять часов.

— Тогда вы будете вправе утверждать, что знакомы и с другими низшими формами лондонской жизни, помимо Джека Потрошителя, — мрачно заметил я.

Сыщик рассмеялся:

— Ну что ж, это станет своего рода отдыхом после целого дня тяжких трудов.

— Чем еще занимались, Холмс? Сегодня утром вы ушли так рано.

— Уверяю вас, я не терял времени даром… А вот и миссис Хадсон. Позвольте мне полностью сосредоточить свое внимание на том, что она принесла на подносе.

Вечером, как часто бывало в том октябре, пронизывающий туман окутал город. Сильный ветер дул нам в лицо, мы пригнули головы и плотно обернули шарфы вокруг шеи. Хотя нас ожидала не самая приятная встреча, я вздохнул с облегчением, увидев мерцающий в пяти ярдах от нас фасад заведения Симпсона.

Полированное красное дерево, тихий звон хрусталя и серебра улучшили мое настроение, по крайней мере до тех пор, пока мы не очутились в отдельном кабинете с пылающим в камине огнем и роскошными пальмами по углам. И тут я вновь увидел Лесли Тавистока. В редакции газеты я не слишком хорошо его разглядел. Он был значительно ниже среднего роста, с каштановыми, зачесанными назад волосами и выразительными движениями рук. Его проницательные, настороженные карие глаза, скорее хитрые, чем умные, усиливали впечатление о нем как о человеке, который поднялся до высот своего нынешнего положения, не особенно считаясь со средствами.