Линдси Фэй - Прах и тень

— Рискну предположить: в четыре часа утра. Когда тело расчленено, трупное окоченение наступает не в обычные сроки. Если дверь была открыта только двадцать минут, он пробыл у нее приблизительно два часа.

Лестрейд кивнул, вертя в руках часы.

— У вас всё, мистер Холмс?

— Больше тут ничего не выяснишь, — ответил сыщик, вставая с четверенек, — в этой позе он исследовал каждый сантиметр пола.

— Вы закончили с камином?

— Да, полностью.

— Доктор Уотсон, у вас есть что-нибудь новое?

— Нет, пожалуй. Пришлите полный отчет о повреждениях трупа на Бейкер-стрит.

— Конечно.

— Разузнайте также, что слышали соседи и не видел ли кто-нибудь из наших волонтеров, как эта женщина заходила в комнату, — сказал Холмс.

— Естественно, я это сделаю. Что-нибудь еще?

— Нет, я увидел достаточно, Лестрейд, — ответил Шерлок очень тихим голосом. Он вытащил портсигар из кармана и еще раз взглянул на него. — Мы все видели много такого, чего лучше не видеть.

— Тогда, ради бога, исчезните, — попросил Лестрейд. — Пусть теперь этим займется Скотланд-Ярд. О портсигаре — ни слова, обо всем остальном я позабочусь.

Когда мы двинулись назад, в сторону Уэст-Энда, дождь по-прежнему бил нам в лицо, но, думаю, Холмс, как и я, перестал его ощущать. Рухнув, вконец обессиленный, на сиденье кэба, я, казалось, вообще утратил способность что-либо чувствовать. Уже в такую рань толпы людей собирались вдоль предполагаемого маршрута процессии. Рабочие, оскальзываясь на мокром булыжнике, вешали тяжелые от пропитавшей их воды флаги.

— Холмс, — нарушил я молчание, — есть ли хоть какая-то надежда добиться успеха?

— В чем, Уотсон?

— Ну, хоть в чем-нибудь.

В этот момент детектив, наверное, показался бы совершенно спокойным любому стороннему наблюдателю. Человеку же, знакомому, как я, с привычками Холмса, его вид внушал серьезные опасения. Глаза блестели, как ртуть, на высоких скулах выступил чахоточный румянец. Он стал с обманчивой невозмутимостью загибать пальцы:

— Питаю ли я надежду, что удастся схватить Джека Потрошителя? Без всякого сомнения. Есть ли вероятность, что меня обвинят в его чудовищных преступлениях? Пожалуй, что нет, хотя я и заслужил это за проявленное мною слабоумие. Заканчиваются ли наши поиски и скоро ли мы схватим этого дьявола? Уверен, что да. Но разве это поможет несчастной, чье тело, как грязь, разбросано по комнате? Принесет ли ей это хоть какую-то пользу, когда она не только убита, что само по себе чудовищно, но еще и ее тело изуродовано до неузнаваемости этим растленным безумцем?

— Мой дорогой друг…

— Нет, — прервал меня он. — Если даже мы поймаем изверга, это ничего не даст погибшей. И вся вина лежит на мне.

— Вы возмутительно несправедливы к себе, Холмс! — воскликнул я. — Нельзя же всерьез взваливать всю вину на собственные плечи. Вы, человек, который сделал так много…

— Я потерпел столь оглушительную неудачу, что будет справедливо, если завершение этого дела станет концом моей бессмысленной карьеры.

— Холмс, но будьте же разумны, следуйте логике…

— Я ею руководствовался во всех своих действиях! — яростно выкрикнул он. — И вот куда эта логика нас завела! Кучер!

Он ударил тростью в крышу кэба и выпрыгнул наружу.

— Оставайтесь на месте, Уотсон. Я скоро вернусь.

Пребывая в полнейшем замешательстве, я выглянул в окно и обнаружил, что Холмс привез нас на Пэлл-Мэлл, где жил его брат. Шерлок пробыл около получаса внутри величественного здания кремового цвета, а когда открыл тяжелую дверь и вышел на улицу, угадать что-либо по его лицу было невозможно.

Я без лишних слов протянул руку, чтобы помочь другу взобраться в кэб, и с любопытством посмотрел на него. Увы, оставшиеся до нашего дома несколько кварталов мы проехали в полном молчании. Едва экипаж остановился напротив дома 221 по Бейкер-стрит, как Холмс выпрыгнул наружу, однако остался стоять на тротуаре.

— Вот это да! — произнес он с выражением крайнего презрения на лице. — Как случилось, что воплощение всего отвратительного и порочного стоит у двери нашего дома?

Я уже поставил ногу на ступеньку кэба, но, подняв глаза, чуть не потерял равновесие. У входа в дом, подняв руку, словно собираясь позвонить, стоял не кто иной, как Лесли Тависток. Мой друг быстро пересек улицу и остановился на краю тротуара в нескольких футах от газетчика.

— Какого черта вы тут забыли, Тависток? — поинтересовался Холмс.

Журналист ошеломленно оглянулся и бросился навстречу, протянув к нам руки. Его карие глаза были полны ужаса.

— Мистер Холмс, это вы? Доктор Уотсон! Джентльмены, я молю вас о помощи! Вы даже не представляете, насколько это срочно!

Детектив с ключом в руке проскользнул мимо него к двери.

— Боюсь, как раз сейчас у меня масса работы. Вы просто не вписываетесь в мой график.

— Но вы должны меня выслушать, мистер Холмс! Моя жизнь в опасности! Это ужасно важно!

— В самом деле? Знаете, я полагаю, что вашей жизни ничто не угрожает, даже в самой малой степени. Впрочем, de gustibus non disputandum. [37] О вкусах не спорят (лат.).

Холмс распахнул дверь.

— Вы, наверное, затаили на меня обиду? — спросил Тависток, умоляюще сложив руки. — Это не имеет сейчас никакого значения! Готов заплатить любую цену, если вы согласитесь мне помочь.

— Еще раз повторяю: вы просите о невозможном.

— Я откажусь от своих предыдущих статей о вас, напишу опровержение! Вас будут восхвалять на каждом углу!

— Убирайтесь прочь, или вы сильно пожалеете!

Мой друг был непреклонен и повернулся к двери, собираясь войти.

— Мистер Холмс! — вскричал Тависток и схватил его за левое плечо, пытаясь задержать.

В следующее мгновение Шерлок перенес вес на другую ногу, развернулся и нанес журналисту мощный удар в скулу. Тависток упал на спину и остался лежать распростертый на тротуаре, хватая ртом воздух. Холмс немедленно вошел в дом и стал подниматься вверх по лестнице.

Мне очень хотелось последовать за ним, хлопнув дверью, которую он оставил для меня открытой. Но врачебный инстинкт взял верх, и я подошел к жалкому человечку, лежащему под нашими окнами.

— Похоже, у вас сломан нос. Вы способны встать?

Я протянул ему руку. Журналист сел, прислонившись к ступенькам.

— Я погиб, — выдохнул он, ища носовой платок в кармане.

— Возьмите, — предложил я свой. — Откровенно говоря, вы едва ли заслужили лучшего отношения после того зла, что нанесли Шерлоку Холмсу.

— Заслужил? Я действовал в интересах своей профессии, не более того, — проскулил Тависток, пытаясь остановить кровь, струящуюся из носа. — А теперь оказалось, что источник моей информации — порочный безумец, и мистер Холмс не согласится…

— Подождите минутку, — прервал я журналиста. — Вы ничего не говорили раньше о своем источнике, более того, чуть ли не присягнули ему на верность, а теперь называете безумцем?