Александр Сухов - Джоконда улыбается ворам

– Леонардо? – удивленно произнес священник, попридержав его за рукав. – Что вы тут делаете?

Маэстро усмехнулся:

– Очевидно, тоже самое, что и вы, святой отец, любуюсь танцами цыганки. Не находите, что она прекрасна?

– Не богохульствуйте, Леонардо, – строго произнес игумен. – Я здесь для того, чтобы наставлять на путь истинной веры заблудшие души. А эта цыганка самая скверная грешница из всех, что мне приходилось видеть.

– Это почему же?

– Потому что она невероятно красива. Своей красотой она вводит в искушение самых стойких мужчин, заставляет забывать их о доме и семье. И всех их впоследствии поглотит геенна огненная!

– Значит, святой отец, вы пришли в эти притоны для того, чтобы торговать раем? А не совестно ли торговать тем, что вам не принадлежит ни по какому праву? И есть ли у вас от Господа Бога разрешение на эту торговлю?

– Узнаю слова еретика, – зашипел приор. – Уверен, что когда-нибудь я увижу, как вы заканчиваете свои дни на костре святой инквизиции! Трудно даже представить, как это в одном человеке может уживаться дьявол и ангел! Ведь именно эти руки днем рисуют божественное обличье Христа, самое прекрасное, что есть на Земле, а ночью, вооружившись ножом, эти руки потрошат в моргах покойников!

– Святой отец, могу вам сказать одно… Если бы я не заходил в морги, то не было бы и Христа, что я нарисовал… Хотя вам этого не понять!

Не прощаясь, Леонардо зашагал прочь от площади, а в спину, будто бы насмехаясь над его душевными терзаниями, звучал звонкий голос молодой цыганки и мелодично звенели бубенцы.

Домой Леонардо вернулся далеко за полночь. Злобные слова, оброненные священником, вопреки его ожиданию, семенем сомнения проникли глубоко в душу и успели дать первые ростки. Не привыкший долго спать, Леонардо пробудился с первыми лучами солнца. Денег у него оставалось ровно столько, чтобы расплатиться со слугой и прикупить себе новое платье. Лодовико Сфорца уже полгода задерживал обещанное жалованье, ссылаясь на трудности в герцогстве, однако это совсем не мешало ему почти ежедневно проводить балы и увеселительные маскарады, тратя при этом десятки тысяч дукатов на поваров, слуг, фейерверки и постановку различных спектаклей.

Предстоящий день был знаменателен еще и тем, что статуя шагающей лошади наконец была изготовлена, труд многих лет был завершен, и теперь, стоя на постаменте с колесами, изваяние дожидалось своего часа, чтобы быть выдвинутым на главную площадь города. Для Сфорца изготовление скульптуры имело немалое политическое значение. Заняв трон не по праву, он воздвигал ее в честь своего отца, основателя новой династии, тем самым внушая всем миланцам, что данная власть законна!

Первое, что решил сделать Леонардо, так это еще раз осмотреть конную скульптуру – прекрасно осознавая, что совершенства достигнуть невозможно, но к нему следует попытаться хотя бы приблизиться.

Взяв кисти и краски, он направился к статуе. Огромное, высотою в девять метров, изваяние шагающей лошади производило величественное впечатление и выглядело настоящим памятником правящей династии. У всякого, кто лицезрел гигантскую статую, невольно от накатывающего восторга перехватывало дыхание: ни один из скульпторов не создавал более впечатляющего образчика творчества.

В статуе было столько грации, эмоции и движения, что невольно возникало чувство, что лошадь, вот-вот встряхнув гривой, умчится вдаль по пустующим улицам.

Добавить было нечего, только разве что подкрасить потускневшую у самых копыт краску. Каркас статуи получился очень прочным, в таком состоянии лошадь могла простоять не менее десяти лет. А там кто знает, может, Сфорца найдет средства и тогда картон можно будет поменять на бронзу.

До дворца герцога Леонардо решил пройти пешком, к чему располагала ясная солнечная погода. Город просыпался и оживал: хлопали ставни, впуская в комнаты прохладу народившегося утра. Лавки и мастерские гостеприимно распахнули двери. Купцы с золотыми цепями на белоснежных рубашках, одетые в широкие буфированные баски, направлялись в свои магазины. Молодые щеголи в куртках, отороченных мехом, возвращались с ночных свиданий; придворные в легких меховых накидках спешили на службу во дворец; студенты, одетые в удлиненные закрытые блузы, торопились в университет; преподаватели в длинных, едва ли не касавшихся тротуара мантиях выходили из парадных подъездов и величественно садились в кареты. Даже утром город выглядел великолепно и буквально утопал в роскоши и богатстве. С базаров, успевших открыться прежде, приказчики и купцы уже зазывали народ совершать покупки.

У лавки с детскими игрушками Леонардо остановился. Купив за два сольдо свистульку, потопал дальше. Недалеко от дворца проживала молодая вдова с пятилетним сыном, и Леонардо нередко баловал мальчика подарками. И тот, завидев Леонардо издалека, устремлялся к нему, раскинув руки.

Мальчика он заметил сразу, едва повернул за угол. Мать крепко держала его за руку и хмуро посматривала на приближающегося художника. Что-то здесь было не так. Более приветливой женщины, чем эта миловидная вдова, он не встречал во всем городе, а сейчас она держалась так, как если бы он был одет в звериные шкуры.

– Что-нибудь случилось, Жанна? – обеспокоенно спросил Леонардо. – Тебя кто-то обидел?

– Господин Леонардо, больше не подходите к нам, – сухо проговорила женщина.

– Мы же с тобой виделись еще вчера, неужели за ночь произошло нечто такое, от чего ты не желаешь меня больше видеть? – удивился Леонардо.

– В городе говорят, что именно вы повинны в смерти молодого герцога Джана Галеаццо.

– Что за чушь! – в негодовании воскликнул Леонардо.

– Он съел две груши с дерева, которое вы отравили, и умер.

– С чего ты решила, что именно я отравил дерево?

– В городе знают, что только вам под силу такое злодеяние.

– Боже ты мой! – простонал Леонардо.

Каким-то образом в городе узнали о том, что он занимался опытами с отравленными деревьями. Записки со своими наблюдениями он передал Лодовико Сфорца, а что если герцог воспользовался его работами в своих целях?

От ужасного предположения у Леонардо да Винчи закололо в висках. Но этого просто не может быть!

Мальчик еще теснее прижался к матери и со страхом посматривал на Леонардо да Винчи.

– Я принес для Франческо игрушку, – растерянно произнес Леонардо.

– Нам ничего от вас не нужно, господин Леонардо, – отступила женщина в сторону. – Больше не приходите к нам.

– Как скажешь, Жанна, – растерянно произнес Леонардо. – Больше я к вам не подойду.

Запахнув плащ, Леонардо да Винчи зашагал во дворец.

Повсюду его встречали опасливые и полные недоверия взгляды – странно, что он не заприметил их прежде.