Евгений Сухов - Я украл Мону Лизу

– Позвольте, но я взялся за работу! – горячо запротестовал Леонардо, болезненно уязвленный. – На картоне я нарисовал картину, которую намеревался переложить на стену.

– Все так, – с мягкими интонациями в голосе согласился Антонио. Его доброжелательность была обманчива, и Леонардо да Винчи знал это как никто другой. Антонио был из тех людей, кто всегда добивался своего. – До известного времени мы не имели к вам претензий и даже были весьма довольны, что столь трудную работу поручили именно вам. Но потом вдруг вы охладели к порученному делу и занимаетесь тем, что не входит в ваши обязанности, – показал он ладонью на портрет госпожи Лизы Джоконды, стоявший на столе. В какой-то момент ему показалось, что женщина на портрете ожила, снисходительно улыбнувшись, и Антонио невольно отвел взгляд, не решившись вновь встретиться с ней взглядом.

Флорентийский Совет десяти был весьма влиятельным органом во всем герцогстве, сумевшим собрать под свой патронаж едва ли не самых известных художников. Обладая должным могуществом, он способен был нанести существенный урон репутации, оставить без заказчиков, а потому ссориться с ним художникам было не с руки. Следовало подобрать подходящие слова, чтобы прийти к соглашению. Вот только грудь распирала ядовитая колкость, справиться с которой было непросто.

– Картину я нарисовал на картоне, и вам это прекрасно известно. Вот только кому пришла в голову идея выставить ее на всеобщее обозрение? Картину едва ли не порвали в клочья, и у меня отсутствует всякое желание возвращаться к тому, что я уже сделал.

Под окнами послышались удары хлопушек, и чей-то пронзительный голос предупредил:

– Городская стража!

– Леонардо, вы забываете, что связаны с нами договором. В случае вашего несогласия мы будем вынуждены требовать от вас завершения картин через суд, – любезно улыбался Антонио.

Леонардо натолкнулся на прожигающий взгляд – со стены на него смотрела донна Лиза. Антонио невольно передернул плечами – он всегда считал, что у жены добрейшего Франческо дьявольский взгляд. Родись она хотя бы на полстолетия раньше, так закончила бы свои дни на костре Святейшей инквизиции.

– Я не хочу оправдываться. Картина уничтожена, и в этом вашей вины куда больше, чем моей.

– Я пришел сюда не для того, чтобы препираться с вами, любезный мой Леонардо, – подчеркнуто вежливо проговорил Антонио, – а затем, чтобы озвучить волю Флорентийского Совета десяти. Вы должны или привести картину в порядок, или написать другую, либо вернуть деньги, выданные вам за работу. В противном случае, – Антонио развел руками, – очень сожалею, но мы вынуждены будем решать дело через суд. Тогда вы потеряете всех своих заказчиков, а ваше имущество, даже вот эта ваша картина, – показал он на женский портрет, – пойдут с молотка. Единственное, что вам останется, так это рисовать прохожих за несколько сольдо где-нибудь на площади Святого Марка. – Губы Антонио дрогнули в мстительной усмешке. – Боюсь, что и в этом случае у вас не найдется заказчиков, уж слишком медленно вы рисуете. А теперь позвольте откланяться, да и поздно уже, боюсь, как бы меня не задержала городская стража. – И, опасаясь натолкнуться на яростный взгляд Лизы Джоконды, отвернувшись, протопал в коридор. Повернувшись, добавил: – Провожать меня не нужно, как-нибудь доберусь сам.

ДЕКАБРЬ 1913 ГОДА. ФЛОРЕНЦИЯ

Склонившись над холстом, Джиованни Поджи изучал зигзаг дороги, проходивший между горами, расположенный как раз за правым плечом Моны Лизы. Его насторожила цветопередача самого края обочины, выглядевшей темно-коричневой. По его представлению, на подлиннике цвет был буроватым, переходящий в темно-красный, на представленной картине он смотрелся слегка бледным, был не столь контрастным, а горы, окутанные дымкой, виделись более очерченными, чем в оригинале.

Джиованни Поджи бросило в жар, теперь он уже не сомневался в том, что держит в руках копию, пусть весьма искусную, но все-таки подделку! Три года назад он весьма детально отснял «Мону Лизу», увеличивая в десятки раз каждый сантиметр холста, полагая, что такая скрупулезность поможет ему разгадать магию великой картины. И сейчас благодарил себя за кропотливый труд. Поджи решил убедиться в своих предположениях – следовало детальнее изучить дымку, если где и может оступиться копиист, так только на ней. Нужно родиться в горах Италии, с младенчества дышать ее прозрачным воздухом альпийских лугов, чтобы с достоверностью передать малейшие нюансы света. А если верить оригиналу, то они были весьма ощутимы. В подножиях воздух был весьма плотнее, отчего выглядел слегка белесым, но на вершине гор воздух был разряжен, меняя цвет почти до прозрачного. И тут Джиованни Поджи у подножия горы рассмотрел крохотную каплю желтоватого цвета. Она была настолько мала, что детально ее можно было рассмотреть лишь при очень большом увеличении. В обилии темно-зеленого цвета, покрывающего предгорья, она была практически незаметна, сливаясь с фоном, распознать ее можно было лишь случайно. Пятнышко виделось кусочком пожелтевшей травы, и только при многократном увеличении можно было увидеть, что это всего лишь капля краски, сорвавшаяся с кисточки. Особенность заключалась в том, что на картине, изъятой у Перуджи, этой капельки не было. А следовательно, перед ним не что иное, как искусная фальшивка!

Вряд ли кто из экспертов обратит внимание на это пятнышко, хотя бы в силу его микроскопического размера. А потом вряд ли кто-нибудь из них фотографировал «Мону Лизу» столь же тщательно. Всматриваясь в верхний слой лака, растрескавшегося до крохотных квадратиков, он видел, насколько же он отличается от того, что присутствовал на фотографии.

Джиованни Поджи подошел к окну: перед галереей выстроилась гигантская очередь, сжавшись на площади в тугую спираль, она длинным извилистым концом пряталась в соседнем квартале. Ажиотаж был невиданный! Во всяком случае, на памяти Джиованни Поджи такого еще не было. Интерес к обретенной картине подхлестывали итальянские газеты, которые подробно писали о созданном шедевре, о самом Леонардо да Винчи и строили самые невероятные предположения о том, что за женщина была запечатлена на полотне. От увиденного по коже Поджи пробежал озноб: так поклонялись лишь чудодейственным мощам. Многие из пришедших неистово крестились и благодарили господа за чудесное возвращение святыни; другие – простаивали на коленях; третьи – просто безмолвствовали, но равнодушных не находилось. Следовало что-то предпринять. Одевшись, профессор Поджи выскочил на улицу, где его уже ждала карета.

– Куда мы едем, господин Поджи? – обеспокоенно спросил кучер.