Лев Портной - Акведук на миллион

— Мерзавец! — вспыхнула Мария Никаноровна.

— Но в тюрьме он задержался ненадолго. А освободившись, упек в свою личную тюрьму самого господина Мартемьянова. Тут одно остается тайной, впрочем, несущественной. Состоял ли Пескарев изначально в заговоре и, угодив в тюрьму, немедленно воспользовался помощью своих покровителей? Или в тюрьме его завербовали заговорщики и условием освобождения поставили участие в деле?

Отставной штабс-капитан почесал подбородок с тем же усердием, с каким только что ублажал котенка. Он сгорал от любопытства, но вопросов не задавал.

— Остальные злодеи, похоже, из числа обычной сволочи, — заключил я.

В гостиную вошел Егорыч с шампанским.

— Ступай, любезный, — отпустил я старого слугу, сам откупорил бутыль и, наполняя бокалы, вновь заговорил: — Итак, помимо Пескарева, это некие Билингслейд, Капитонов, Климов и поручик Шубин, тот самый, что выдумал заговор против императора, благодаря которому граф Каменский сместил с должности Кутузова и сам стал генерал-губернатором Петербурга.

Я подал наполненные бокалы графине и Якову.

— Что ж… — Я одарил собеседников широкой улыбкой. — Первый тост за мою любимую тетушку!

— Ах, подхалим, — вздохнула Мария Никаноровна.

Я чуть не насильно обнял смущенную тетушку за плечи, поцеловал в щеку, мы чокнулись и осушили бокалы. Яков шумно выдохнул и вдруг закашлялся, перебив собственный выдох. Я второй раз разлил шампанское.

— А теперь за нас! За счастливое окончание дела! — провозгласил я. — За дружбу…

Пока я говорил, Яков поднял бокал, отвел локоть в сторону и застыл, придав своей дородной фигуре вид торжественный.

— Кстати, — вдруг прервал я свой тост и пристально посмотрел в глаза отставному штабс-капитану. — Все эти люди входили в список освобожденных твоими хлопотами!

— Как? О чем ты? — Яков вскинул брови.

— Эх, чрезмерно вы с графом Строгановым увлеклись человеколюбием! Ну да ладно! За нас! — Я протянул бокал, намереваясь чокнуться, Репа вознес свой бокал навстречу, но в последнее мгновение я отдернул руку. — Одного я так и не смог понять, Яков Иванович, зачем вы убили Петрушу Рябченко?

— Я?! — изумился Репа и попятился. — Ты что! Я никого не убивал!

— Не сам, конечно, — кивнул я. — А кто-то из твоих подручных. Из числа той сволочи, освобождению из тюрьмы которой ты поспособствовал. Ай-ай-ай, Яков Иванович, ай-ай-ай! Так обмануть старого графа Строганова! Александр Сергеевич с такою гордостью отзывался о вас, а вы!

Моя тетушка отодвинулась в сторонку и наблюдала за нами с возрастающим интересом. Кот Нуар бросал настороженные взгляды то на меня, то на котенка Розьера, так и сидевшего на руках у Якова Ивановича.

— Граф Строганов! — фыркнул штабс-капитан Репа.

В одно мгновение он преобразился. Только что хранил ставшее для меня привычным несколько застенчивое выражение лица, и вдруг вид его сделался суровым, глаза — жесткими!

— Граф Строганов! — неприязненным голосом повторил он. — Сотни лет Строгановы наживали богатства, а непокорных людишек живьем в землю закапывали! А теперь, когда разбогатели так, что дальше некуда, смотри-ка — вдруг либерализма им захотелось! Да вы… вы… погубите Россию!

— Ну, с этим все ясно, — отмахнулся я. — Но Петрушу-то Рябченко за что?

— Да ни за то, — огрызнулся Репа. — Человечишка он никчемный, только путался под ногами. Да и вину поначалу на тебя свалить думал…

— Подозреваю, что не только ради огульных обвинений. И даже не за то, что был он, как вы изволили сказать, человечишкой никчемным. Сдается мне, Петруша Рябченко оказался претендентом на должность начальника департамента министра финансов — должность, которую хотели занять вы, воспользовавшись протекцией графа Строганова. Вам хотелось встать во главе всех чиновников особых поручений…

Я не договорил. Портьеры разлетелись в стороны, и вошел майор Балк с двумя офицерами.

— Что за спектакль вы тут устроили! — попенял мне Михаил Дмитриевич и, указав на отставного штабс-капитана, приказал: — Арестуйте его!

Полицейские драгуны двинулись к Якову Ивановичу, но он опередил их. И я вновь поразился той перемене, которая с ним произошла. Несмотря на чрезмерную представительность фигуры, двигался отставной штабс-капитан с кошачьей грациозностью и легкостью, выдававшими недюжинную силу. Он действовал точно, ни мгновения не потратив на лишние движения, а бокал шампанского и котенка Розьера попросту обронил по пути к цели.

И я и офицеры застыли, не ожидав от увальня штабс-капитана такой прыти. Кажется, он опередил звон разбившегося бокала.

— Стойте! Не двигайтесь! — выкрикнул он, прижав к себе графиню Неверову.

В руке у него был мушкетон. Негодяй постоянно прятал оружие в рукаве, и теперь короткий ствол упирался в левый бок моей тетушки! Ее лицо, выражавшее ужас и неверие в происходящее, было обращено ко мне. У меня мелькнула постыдная мысль, что если графиня останется в живых, то никогда не простит мне случившегося.

Я едва сдерживался — хотелось броситься на Репу и выбить мушкетон из его рук. Но я понимал: малейшая оплошность — и негодяй застрелит ни в чем не повинную женщину. Мозг лихорадочно работал, в то же время отмечая какие-то несущественные детали вроде колышущихся от сквозняка портьер и кота Нуара, ринувшегося к Розьеру.

— Прочь с дороги! — рявкнул отставной штабс-капитан, кивком указав на проход, ведущий в сени.

— Господа, отступите! — приказал Балк. — Никому не нужны новые жертвы! И без того пролито немало крови! Никто вас не тронет, Репа, только не причиняйте вреда графине!

Я превратился в сжатый комок нервов и не сводил взгляда со штабс-капитана, поджидая, чтобы он хоть на секунду отвлекся. Со своего места я мог бы выбить мушкетон из его рук. Майор Балк схватил меня под локоть и потянул в сторону. Я подал ему знак глазами, чтобы не мешал, но Михаил Дмитриевич проявил настойчивость:

— Андрей Васильевич, отойдите! Жизнь графини дороже истины!

Он оттащил меня на пару шагов в сторону.

Кот Нуар все это время угрожающе урчал и мотал хвостом, запугивая котенка. А Розьер, хотя и отвел глаза в сторону, чтобы не провоцировать противника, все же не отступал и стоял, выгнув дугой спину.

И вдруг из-за портьеры показался мосье Каню с трубою для оркестра роговой музыки. Настроен французишка был решительно. Я ждал, что он огреет Якова Ивановича по голове, но Жан решил лишь отвлечь внимание злодея. Мосье Каню изо всех сил дунул в трубу, раздался ужасающий рев. Но отставной штабс-капитан только ухмыльнулся:

— Не смешите меня.

Расстроенный французишка опустил трубу. Да так неловко, что задел по выгнутой спине кота Нуара. Тот от неожиданности бросился на котенка. Они сцепились и орущим клубком закатились под ноги Марии Никаноровне. Тетушка оступилась, придавила чей-то хвост, раздался пронзительный кошачий визг, и от испуга заверещала уже графиня, каблуками отбивая стаккато.