С. Пэррис - Пророчество

— Видимо, королеву не на шутку заинтересовало мое искусство памяти, но, к сожалению, до ее советников дошли и неблагожелательные отзывы насчет моих методов.

— Считают их черной магией? — приподнял бровь Курсель. — Кто ж в Европе не знаком с этими слухами.

— Да, в этом роде. — Я попытался смутить его широчайшей улыбкой, но вряд ли он разглядел мои зубы в темноте. — Главное же — им требовалось убедиться, что я не представляю опасности ни для особы королевы, ни для репутации ее двора.

— Замечательный шанс, — задумчиво отозвался Кастельно. — Похоже, англичанам вы нравитесь. Должно быть, из-за вашей славы еретика, восставшего против Рима.

Взгляд его сместился, углубился в себя, и я попытался угадать, терзают ли Кастельно сомнения насчет моего рассказа или же он прикидывает, как ему использовать осенившую меня королевскую милость в собственных целях.

— Вероятно, милорд. — Я начал опасаться, не запутался ли я в собственной паутине вранья.

— Что ж, придется королеве подождать своей очереди, — намекнула Мари, подаваясь вперед и чарующе улыбаясь мне. — Ведь я просила вашего наставничества раньше ее, так что я — первая. — Положила руку мне на локоть и добавила: — Завтра утром и начнем, когда Катрин будет заниматься с гувернанткой. И никаких отговорок, Бруно! — Обернувшись к мужу, но так и не отнимая от моего локтя затянутой в зеленый шелк руки, она с горящими глазами добавила: — То-то при этом надутом английском дворе суета поднимется: супруга французского посла берет уроки у того же учителя, что и королева!

— Мне казалось, английская королева не очень-то тебе нравится, — кротко заметил Кастельно.

— А мне казалось, вам не так уж нравится Бруно! — не столь кротко заметил Курсель.

Взгляд его я отразил равнодушным взглядом, но слова его принял к сведению. Мари де Кастельно я совершенно не знал, не понимал, чего она хочет от меня, с какой стати заинтересовалась моей системой. Известно одно: она фанатично предана католическому заговору Марии Стюарт и герцога Гиза. Достаточная причина, чтобы держаться настороже. У меня еще оставалась надежда, что посол запретит уроки хотя бы из соображений приличия. Но Кастельно, поразмыслив, улыбнулся нам обоим, словно благосклонный патриарх:

— Если тебе это интересно, дорогая, Бруно конечно же не откажет в любезности. Видит небо, всем нам не повредило бы укрепить память.

Тем дело и решилось. Мари еще разок сжала мне руку и откинулась, удовлетворенная, на подушки. На губах ее в свете покачивавшегося над головой фонаря мерцала блаженная улыбка. Весла продолжали свой ритмичный труд, рассекая черную воду. Из-под завесы шелковых волос Курсель лисьим взглядом следил за мной, подкарауливал первое же неверное движение. А я… я смотрел, как вода серебряной стружкой сыплется с весел, и вспоминал вновь и вновь застывшее лицо Эбигейл Морли, в чьей смерти, по крайней мере отчасти, был виноват и я.

Словно дождавшись знака, октябрь с первого же дня задул пронизывающими восточными ветрами. Васильковое небо над столицей подернулось сизыми, гневными тучами; мертвые листья скреблись в окно, осыпали дорожки. В маленькой гостиной, где Мари назначила мне встречу для проведения первого урока, растопили камин. Отказаться я не мог, хотя и не терпелось отправиться в Мортлейк на поиски Неда Келли.

Ночью я спал плохо: изувеченное тело Эбигейл плавало в воде, плавало в моих снах и в моих мыслях наяву, совесть терзало сознание, что я мог ее уберечь, да не сделал всего, что было в моих силах. Пойди я сразу к Уолсингему, вместо того чтобы доказывать свою сыщицкую доблесть, кто знает, может, девушка осталась бы жива. Задаваться подобными вопросами бессмысленно, однако изгнать их не удавалось, и до утра они точили мой мозг, острые, настойчивые, будто бесы, что протыкают вилами грешников и отправляют их в адский огонь.

Мари ждала меня у окна, волосы были уложены в высокий узел, она, без сомнения, знала, что ее фигуре льстит этот серый предутренний свет. Едва я прикрыл за собой дверь, как она с горящими глазами подскочила ко мне, ухватила за рукав:

— Вы слышали, Бруно? Вчера вечером во дворце убили еще одну девушку! — Она чуть ли не смаковала новость.

— Это ужасно! Кто вам сказал? — Весь мой шпионский опыт понадобился, дабы придать лицу соответствующее выражение испуга и потрясения.

— Кто-то из слуг, — пожала она плечами. — Слуги поутру отправились на рынок, а город, я так понимаю, гудит слухами. Еще одна фрейлина королевы, и убита точно так же, как первая, — на груди у нее вырезали астрологические знаки.

Ласково, но твердо я отвел ее руку от своего локтя и устроился подле камина, протянув ладони к танцующему пламени. Не могу себе представить, чтобы Мари поднялась спозаранку посплетничать со служанками, но кто ее знает. Если она не солгала, значит, известие об очередном убийстве распространилось с невероятной скоростью вопреки всем усилиям Уолсингема и Бёрли загасить слухи. Но это — если.

— Но ведь убийцу схватили несколько дней тому назад?

— Конечно! — Мари то жмурилась, то широко раскрывала глаза от восторга. — Значит, взяли не того человека или же их несколько. Подумать только, ее убили, как раз когда мы, ни о чем не подозревая, наслаждались музыкой! Кошмар! — Она театрально передернула плечиками. — Между прочим, я припоминаю, там началась какая-то суета: советники королевы входили, уходили, я тогда еще подумала, зачем же они портят концерт? Потом вошел граф Лестер, с виду очень взволнованный, и сел рядом с королевой. Это они, значит, обнаружили тело? Наверное, как раз в тот момент, когда вас расспрашивали насчет вашей методы запоминания? И вы ничего не слышали?

Мне почудилось, будто последние слова она произнесла с нажимом, и я поспешил заглянуть ей в глаза, но Мари преспокойно встретила мой взгляд и кротко сложила руки на груди.

— Я видел, как дворцовые стражи торопливо куда-то прошли, потом вернулись, но я ничего особенного не заметил. Меня отвели в какое-то дальнее помещение и там подробно расспрашивали о моей работе. Что бы ни произошло, это, наверное, случилось в другой части дворца. — Я даже плечами пожал, чтобы продемонстрировать, до какой степени все это неинтересно.

— Кто вас расспрашивал? — Легким тоном, но не сводя с меня глаз, так что сморгни я — и сразу выдал бы свое замешательство.

— Лорд Бёрли.

— А! — Она кивнула, улыбнулась, устроилась на скамье подле меня, расправляя и приглаживая свои юбки. Долго расправляла, пока не добилась желаемого эффекта. Тогда принялась за меня, провела пальчиком по запястью, будто нащупывая мой пульс, по нему сверяя, правду ли я говорю. — Вы ведь не станете обманывать меня, Бруно?