Евгений Сухов - Марьяжник

– Это могло бы сработать, – задумчиво откликнулся он.

– Могло бы? Всего лишь «могло бы»?

– Нет, – он скинул с себя оцепенение, энергично встряхнув плечами. – Я не то хотел сказать. Тут… Тут многое надо как следует обдумать, и вообще…

– А я могу прочесть?

Она потянулась к бумагам, но Степан перехватил ее руку. Нельзя было допустить, чтобы Белла ознакомились с содержанием записей покойного Корниевича. Если что-то пойдет не так и Звонареву придется выпустить ее из квартиры живой, осведомленность госпожи Розенталь может повлечь за собой большие неприятности. К тому же это вряд ли понравится Цуревичу…

Впрочем, кто сказал, что Белла останется в живых? Он уже все решил: женщина должна умереть. Сегодня, сейчас. Никаких сомнений, никаких колебаний.

– Конечно, можешь, дорогая, – ласково произнес он. – Но немного позже. Хорошо? Сначала согрейся. Чай уже готов. Я тоже выпью с тобой.

Звонарев собрал бумаги, встал, положил их на бюро и занялся приготовлением чая.

– Тебе с сахаром? – не оборачиваясь, спросил он.

– Нет, спасибо, – откликнулась Белла.

Степан чувствовал спиной ее взгляд, полный неподдельного восхищения. Белла любила его. Любила как мужчину и, в первую очередь, как человека, готового из благородных побуждений продолжить дело, начатое теми, кого уже не было в живых. Дело, в которое сама Белла свято верила…

Рука Звонарева незаметно скользнула в карман сюртука. Он осторожно двумя пальцами выудил заветный флакончик, снял с него пробку и, слегка наклонив, сыпанул немного грязно-серого порошка в одну из чашек, а флакон снова убрал в карман. Все было сделано. Когда она начнет пить, он под каким-нибудь предлогом отлучится из комнаты, вернется минуты через три и убедится относительно благополучно завершенной работы.

– Я, конечно, посмотрю бумаги, – заговорила Белла, кода Степан направился к столику, держа в руках две чашки ароматного дымящегося чая. – Но мне уже и сейчас кажется, что мы сможем справиться. Подумай, Степан. У нас еще есть надежные люди, на которых можно положиться. Я знаю почти всех. Кого-то знает Ольга Степановна. Мы познакомим тебя с ними, и ты уже решишь, с кем можно иметь дело, а кого следует и поостеречься.

Он поставил чашки на стол. Одну рядом с ней, другую с противоположного края стола. Сел.

– Не забывай, что один из этих ваших надежных людей – предатель, – напомнил он. – А возможно, и убийца. Мы до сих пор не имеем ни малейшего представления, кто он. Где, в конце концов, гарантия, что это не твоя дражайшая Ольга Степановна?

– Нет, – Белла решительно покачала головой. – За благонадежность Дроздовой я ручаюсь. Здесь не может быть никаких сомнений.

Она до сих пор не притронулась к чаю. Звонарев сделал глоток из своей чашки.

– Я должен тебе верить? – кривая усмешка чуть исказила его лицо. – В таком деле ни на кого нельзя положиться, дорогая.

– Даже на меня? – вскинулась женщина. – Ты до сих пор не доверяешь мне, Степан? Почему? Я думала, мы с тобой…

– Господи, Белла! Я лишь хотел сказать… – он на мгновение запнулся. – Белла… А ведь если хорошенько разобраться, я не знаю о тебе ровным счетом ничего. Я даже не знаю твоего настоящего имени. Ты так и не удосужилась назвать его.

Ее чашка оставалась нетронутой.

– Я не думала, что это так важно. Что значит имя? Мне нравится, когда ты зовешь меня Беллой. Это имя, вообще, мне нравится больше, чем мое собственное, и потом… Если для тебя это так важно, изволь. Меня зовут Ульяна. Что это меняет?

– Ульяна, – машинально повторил он. – Изумительно.

Да, теперь он знал ее имя, но и понимал правоту ее слов. Это ничего не меняло.

– Почему ты не пьешь? – Степан кивнул на ее чашку.

– Жду, пока немного остынет.

Она взялась за чашку. Звонарев поднялся, готовый под любым предлогом покинуть комнату. И в эту секунду в дверь постучали. Он замер. Белла вздрогнула и поставила чашку на прежнее место. Лицо ее слегка побледнело. Звонарев мысленно выругался. Что за черт?

– Кто это?

– Не знаю, – он пожал плечами как можно небрежнее. – Может быть, хозяйка? Ты пей, а я пока открою.

Стук повторился снова, и на этот раз он прозвучал более требовательно. Звонарев нахмурился: нет, это не хозяйка.

«Браунинг» остался в кармане пальто, но нож по-прежнему находился у Степана на запястье. Он посчитал, что этого достаточно. Коротко оглянулся через плечо. Женщина сидела неподвижно, подобно мраморному изваянию. Сохраняя непроницаемое спокойствие, Степан вышел в коридор и направился к двери. Стук более не повторялся, но убийца нутром чувствовал, что незваный визитер все еще находится по ту сторону двери. Он повернул замок и тут же сместился в сторону. Рука со спрятанным ножом оказалась на уровне груди.

– Входите, – негромко крикнул Звонарев, – открыто!

Человек с противоположной стороны порога потянул на себя дверную ручку. Глаза Степана угрожающе сузились.

Вошедший человек был невысок, плотного телосложения, гораздо более плотного, нежели сам Звонарев, широкоскулый, с большим двойным подбородком, седыми бакенбардами и такими же седыми, закрученными на прусский манер усами. Его искусственный левый глаз неподвижно застыл, зато второй зорко смотрел прямо в лицо Степану. Убийца спокойно опустил руку со спрятанным ножом. Визитер был один, и даже то, что в руке у него находился «наган», дуло которого было нацелено ему в грудь, ничуть не смутило Звонарева. Противник не выглядел опасным. Скорее, наоборот. И, по большому счету, это лишь несколько меняло первоначальный замысел Степана. Вместо одного трупа ему теперь перед уходом придется оставить два. Незначительная, так сказать, поправочка.

Он широко улыбнулся гостю с «наганом», уже догадываясь, кто стоит перед ним.

– Головацкий Матвей Евграфович, я полагаю?

Профессор не опустил «нагана».

– А вы – Звонарев? Не так ли? – в ответ поинтересовался он.

– Да, это я, – Степан чуть отступил в сторону, давая возможность Матвею Евграфовичу пройти в комнату. – Весьма наслышан о вас и ваших уникальных способностях. Более того, мне говорили, будто вы, господин Головацкий, намеренно искали встречи со мной.

– В силу необходимости, – профессор слегка качнул дулом «нагана». – Она здесь?

– Белла? Да. Она в комнате. Входите, господин Головацкий, входите.

Матвей Евграфович вошел. Женщина сидела в том же самом положении, в каком ее оставил убийца. Чашка с чаем дымилась на столике рядом с ее левым локтем. Она так и не успела сделать ни единого глотка. Это было первое, на что обратил внимание Звонарев. Он недобро сощурился, но уже в следующее мгновение обратил внимание еще на одно весьма странное обстоятельство. Белла побледнела настолько, что цвет ее лица мало чем отличался от цвета белоснежной скатерти, покрывавшей столик. Она испуганно вскинула руки и закрыла обеими ладошками рот, предупреждая готовый сорваться с губ крик.