Валерия Вербинина - Путешественник из ниоткуда

– Не имеет значения, голубчик, что вы там себе думаете, – медовым голосом ввернул Григорий Никанорович. – Ясно одно: человек он был значительный, раз его не поленились убить, а труп затем тщательно спрятать.

Я вскинул на него глаза и не преминул напомнить:

– А ведь именно вы не так давно утверждали, что он обыкновенный пьяница.

Но исправник уже не слушал меня. Он взял телеграмму и тщательно перечитал ее.

– «Ничего не предпринимать приезда Корф, – сказал он вслух. – Корф, Корф... Интересно, кто такой?

– Фамилия весьма известная, – заметил Суконкин, наливая себе стакан воды из графина. – Кто-то из Корфов даже учился вместе с Александром Сергеевичем Пушкиным.

– Нас больше интересуют те Корфы, которые ближе к нам по времени, – отозвался Щукин, валясь в кресло и расстегивая мундир. Только сейчас я заметил, что городской голова был весь в поту, а его узкие губы стянулись в ниточку. – О них что-нибудь известно?

– Как же, как же, – радостно встрял Былинкин. – Генерал Михаил Петрович Корф, ныне в отставке. И его сын Александр Михайлович, флигель-адъютант его императорского величества.

Суконкин, мирно пивший воду, поперхнулся и отчаянно закашлялся. Городской голова мрачно посмотрел на секретаря.

– Я, Никита Егорыч, поражаюсь: откуда у вас такие точные сведения? И про Багратионова вам все известно, и про Корфов...

– Так ведь все от чтения-с, – застенчиво признался Былинкин. – На досуге, знаете ли, частенько «Придворный календарь» перелистываю. Люблю возвышенное чтение.

Щукин вздернул узенькие, как бы молью траченные брови и, покрутивши выразительно головой, послал красноречивый взгляд Ряжскому.

– Ну, если дело дошло до флигель-адъютанта, я пас, – заявил голова.

– Думаете, он и прибудет? – усомнился Ряжский.

– Что я думаю, что я думаю... – нараспев проговорил Щукин. – Я думаю, как бы не вышло чего-нибудь скверного. Для нас. И вообще, – неопределенно закончил он.

Григорий Никанорович нахмурился.

– Полагаете, нас можно будет в чем-то упрекнуть?

– Гм, – ответил голова и поглядел в окно.

Исправник побарабанил пальцами по столу.

– Лично я намерен оказывать этому Корфу всяческое содействие.

– А у вас и выхода другого нет, – сладко ответил Венедикт Павлович. – Только смотрите, как бы с вас не спросили из-за пропавшего тела. Если и впрямь погиб их человек, такая кутерьма может подняться...

– Я сделал все, что было в моих силах, – уже сердито сказал Ряжский.

– Я и не спорю, – кротко молвил Щукин. – Главное, чтобы господин Корф в то же самое поверил.

– Действия моего подчиненного в столь щекотливом деле, – заявил Григорий Никанорович, – были выше всяких похвал. Не говоря уже о его расторопности, ибо он очутился на месте преступления, когда тело еще не остыло.

– Вот-вот, – согласился Щукин. – Расторопность, говорите... Что ж, замечательно. Кстати, хотел вам заметить, ведь Корф явится сюда... Вы бы на всякий случай пыль стряхнули с государева портрета, а то он у вас чуть ли не в паутине.

Ряжский покосился на портрет императора и сурово кашлянул:

– Былинкин, займитесь... А вы, Аполлинарий Евграфович... Я хотел спросить, когда вы наконец подадите мне рапорт? По поводу Петровского.

– Я, Григорий Никанорович... – начал я.

– Со всеми подробностями! Чтобы завтра к утру был у меня на столе!

Щукин поднялся с места.

– Да-с, Григорий Никанорович, дорогой... Главное – порядок. Да! – Городской голова извлек из жилетного кармана часы и взглянул на них. – Эге, никак девятый час... Анна Павловна уже недоумевает, куда я мог деться. Антон Фаддеич! Вас подвезти?

– С превеликим удовольствием, – отозвался брандмейстер. – Вечернего виста, я так понимаю, больше не будет? Делу время, потехе час, так сказать... До свидания, Григорий Никанорыч.

– До свидания, Антон Фаддеич... Доброй ночи, господа.

Дверь распахнулась без стука. На пороге стоял урядник Онофриев.

– Аполлинарий Евграфович! Вас там дама спрашивает. Говорит, срочно. Впустить?

– Дама? – в некотором ошеломлении повторил Щукин.

– Дама? – вторил ему пораженный Ряжский.

А дама уже стояла за спиной урядника.

– Bonsoir, messieurs! Bonsoir, monsieur Apollinaire! Je vous ai apporté les livres que vous avez demandés... [34]

Изабель Плесси сияла. Переполох, который произвело ее появление, она приняла на свой счет самым лестным образом и теперь улыбалась мне, улыбалась Былинкину, одновременно протягивала руку для поцелуя Ряжскому, на которого бывшая гувернантка определенно произвела самое положительное впечатление, и успевала стрельнуть глазами в брандмейстера, который смотрел на нее, открыв рот. В левой руке Изабель держала, прижимая к себе, пачку книг, в заглавиях которых были сплошные мистерии и тайны.

– Кто это, Аполлинарий Евграфович? – с недоумением спросил Щукин, обращаясь ко мне.

В двух словах я объяснил ему суть дела.

– А, ваша невеста! – воскликнул Былинкин. – Очень, очень привлекательная особа!

И в свой черед припал к ее руке.

– Вообще-то она мне не невеста, – сердито сказал я. – Мы только сегодня с ней познакомились.

– Толкуйте, толкуйте! – проворчал Щукин. – А то я, признаться, грешным делом уже решил, что господин Корф явился по нашу душу.

От избытка чувств Былинкин, должно быть, слишком стиснул руку богатой наследнице, потому что она пискнула, взмахнула второй рукой, в которой держала книги, да так неловко, что одна из книг угодила в графин на столе исправника и опрокинула его.

– Ах, черт! – воскликнул Ряжский, бросаясь обратно к столу. – Бумаги!

– Ах, какой я неловкий! – простонала Изабель, глядя на учиненный ею разгром.

Мы с Былинкиным бросились спасать бумаги. Француженка поспешила нам на помощь и прежде всего уронила на ковер чернильницу.

– Ах! – пролепетала Изабель, хватаясь за голову.

– Ничего, ничего, – сипел Былинкин, – сейчас мы чернила затрем... осторожненько...

От его движений чернильная лужа на ковре стала еще шире. Ряжский, глядя на его действия, только покачал головой.

– Пропал ковер, – сказал Суконкин. – Был да сплыл.

– Похоже на то, – согласился Щукин. – Ну-с, Григорий Никанорович, как только господин Корф объявится, дайте мне знать. Смерть как любопытно, что же в самом деле им надо.

Он удалился вместе со своим приятелем брандмейстером, а мы попытались привести кабинет в порядок. Подбирая с пола книги, Изабель стала коленом в чернильную лужу.

– Мадемуазель, – простонал Былинкин, – votre robe... [35]

– Ах, ничего, – ответила она по-французски, мельком взглянув на пятно. – Куплю другое!

Затем поправила очки и победно воззрилась на нас. Ряжский перебирал на столе спасенные бумаги.

– Ради бога, простите, Григорий Никанорович, – начал я. – Я и в мыслях не имел, что она может прийти сюда.