Сергей Зверев - Налейте бокалы, раздайте патроны!

— Ну, просто Илья Муромец, как я на тебя погляжу. Что ж ты в гостинице-то сплоховал? — подначил его Сычев. — Чего-то в номере геройства с твоей стороны мы не наблюдали, а?

— Так ведь там сами знаете как получилось, — смутился солдат. — Ворвались в номер, как черти, не успели и опомниться. Но я свое возьму, будьте покойны.

— Ша! Тихо! — остановил всех Макаров. — Потом договорите.

Солдаты замолчали. Ольга, дотронувшись ладонью до поручня, чувствовала под пальцами холодное железо, приятно холодившее разгоряченное тело. Пришел решающий момент, и его надо использовать во что бы то ни стало. А там уж будет видно…

Шаги были уже совсем близко. Послышалась неразборчивая фраза, затем, после небольшой паузы, прозвучал ответ. Ольга оглядела своих солдат, словно определяя степень готовности. Могучий, степенный Лепехин, с широким, как луна, лицом весь подобрался. Огромные руки сжались в кулаки, готовясь встретить врага. Вот Батюк — и сейчас он остался самим собой. Ему, наверное, хотелось сказать вслух какую-то очередную свою соленую остроту, на которые он был великий мастак. Видно было, что шуточка-прибауточка просто вертится у него на языке. Сама же фигура его, подвижная, быстрая, вся будто ртутная, подергивалась от напряжения. Справа от двери сидели Заяц и Прокопенко, похожие, будто близнецы, хотя по характеру оба являлись полной противоположностью друг другу. Вечно спорившие до хрипоты, теперь и они застыли в напряженных позах, поигрывая желваками. Грозный вид остальных тоже ясно давал понять, что каждый сделает то, что от него зависит.

Городишко внизу был погружен в глубокий сон и не подозревал о том, что над ним сейчас произойдет.

Люди у двери остановились. Через мгновение в замке послышался звук поворачивающегося ключа. Солдаты напряглись в ожидании. Еще раз взглянув на рядовых, Ольга перевела взгляд на толстую, тяжелую, обитую железом дверь, которая медленно открывалась внутрь.

Первым из темноты вынырнула физиономия Диркера. Теперь он почему-то выглядел гораздо более мрачным, чем при последнем свидании. Ни следа радости или гордости на нем теперь не было заметно. Но почему он такой скучный — думать у Ольги времени не было. Следом за полковником показался барон Корф. Дверь на каланче была низкой. В свое время строители отнеслись к постройке рационально, со всей немецкой скупостью и экономностью полагая, что каланча — помещение нежилое, и особенно задумываться о комфорте не следует. Поэтому двери были сделаны невысокими. Что и продемонстрировал барон, слегка ударившись головой о притолоку и зашипев от боли.

Как-то зачарованно глядя на всю эту процессию, Ольга медлила, крепко, до боли сжимая в руках выточенный из мундштука стилет. Сомнения и алогичность вообще присущи женщинам. Конечно, непростое это занятие — заколоть человека, хоть в качестве нападающего будет Ольга Сеченова — барышня прекрасная во всех отношениях…

В отличие от своего прапорщика нижние чины сориентировались мгновенно. У каждого из солдат душа горела посчитаться с супостатом за все — и за коварное пленение, и за невыполненное задание, и за долгое сидение на проклятой и от всей души уже ненавистной каланче.

Лепехин, коротко выдохнув, слегка махнул своим здоровенным кулачищем. Как-то ранее он рассказывал товарищам некоторые эпизоды из своей довоенной жизни. Особенно впечатлял рассказ о том, как он ударом своего кулака валил с ног бычков. Теперь была возможность понаблюдать за сельским боксером. И вправду, удар был хорош — полковник Диркер, даже не пикнув, мягко, словно мешок с зерном, упал под ноги солдатам.

Барона ждала та же участь. Вообще, оборотню в последнее время совсем не везло. Судьба, бывшая к нему такой милостивой, за последние несколько часов повернулась спиной. И чем дальше, тем хуже шли дела барона Корфа. Не успев предпринять никаких действий, он напоролся на еще один русский кулак, обладавший почти такой же убойной силой. На этот раз к глазу барона приложился Ярцев.

— Готов! — удовлетворенно заключил солдат. — Хлипкий он какой-то. Одно слово — немчура. Вяжи их, ребята. Вон на них и пояса, и портупеи есть.

Ольга, опомнившись от оцепенения, увидела третьего немца, выходившего из дверного проема. Лица его видно не было, но оно ее, в общем-то, не интересовало. Теперь она готова была выполнить свою задачу. Коротко размахнувшись, Сеченова всадила остро отточенный самодельный стилет в грудь тевтона. Стилет против ее ожидания ударился во что-то твердое, скользнул вниз, лишь разорвав китель.

Легко раненный Голицын вскрикнул от неожиданности и перехватил руку девушки, которой она собиралась нанести второй удар.

«Снова ладанка! Снова спасла жизнь!» — пронеслась вихрем в голове мысль.

Держа девушку за руку, поручик всмотрелся ей в лицо. В этот момент на него самого упал лунный свет.

— Ольга?

— Что?.. Сергей? Ты? — вскрикнула Сеченова.

Это уж было слишком для нервов Ольги. Она, теряя сознание, рухнула на пол.

— Вперед! Цепью! — раздавались в темноте команды на немецком языке. Cолдаты с винтовками наперевес бежали к лесу.

Невероятное происшествие на немецких позициях вызвало сильнейшую панику и полный беспорядок. Сложность ситуации усилилась наступившими сумерками, а затем и темнотой. Постепенно, однако, немцы пришли в себя.

Заряжая на ходу винтовки, германцы цепью двигались к опушке, где виднелись контуры танка. В темноте громада железной махины вызывала тревогу у каждого, кто двигался туда, к кромке леса.

Офицер, возглавлявший цепи солдат, недоуменно вглядывался в темноту. Он не понимал, что происходит. Танк, который совсем недавно прошел, словно огненный смерч, по позициям, внезапно затих и не подавал никаких признаков жизни.

— Окружаем! — подал команду пруссак.

Пехотинцы стали заходить со всех сторон, беря боевую машину в кольцо.

— Огонь! — продолжали раздаваться возгласы долговязого обер-лейтенанта.

Затрещали выстрелы. В темноте вспыхнули лучи фонарей и прожекторов, заметавшиеся среди деревьев, направляясь в сторону танка. И тут странную тишину нарушила пулеметная очередь, прозвучавшая из лесу. Огоньки выстрелов затрепетали в ночи. Сержант, имевший неосторожность приблизиться к танку, первым был скошен огнем из пулемета системы Виккерса. Пулемету вторили винтовочные и пистолетные выстрелы.

Над лугом стелился туман, доходивший до колен, поскольку сама местность была влажной и низменной. Солдаты двигались дальше, на шлемах играли тусклые отблески лунного света. Высоко в небо взлетали осветительные ракеты — серебристые и красные шары. Они лопались и осыпали землю дождем из белых, зеленых и красных звезд. Все это напоминало мирные времена и пышные салюты в честь какого-то большого праздника. Впрочем, праздников теперь у солдат и с той, и с другой стороны было немного. Лучший праздник для солдата теперь мог быть один — оказаться дома. Однако единственной пока возможностью очутиться в родных стенах могло явиться тяжелое ранение или инвалидность — что являлось малоприятной перспективой.