Сергей Зверев - Налейте бокалы, раздайте патроны!

звучала песня героя войны 1812 года Дениса Давыдова.

В столовой, самой большой комнате собрания, на стене висело полотно, изображавшее Бородинскую битву. Картина имела необычную историю. В год столетнего юбилея командованием было решено создать полотно с историческим сражением, в котором полк тогда принимал самое непосредственное участие. Картину заказали известному баталисту. Для исторической верности все формы, как русские, так и французские, были списаны с образцов, хранившихся в музеях. А чтобы не выдумывать лица, фигуры на переднем плане были списаны с офицеров и солдат полка, ездивших в мастерскую художника. Там они облачались в старые формы и позировали в группах и поодиночке. Поручик тогда опоздал к первым сеансам, и все стоячие фигуры были уже написаны. Поэтому его положили на пол и изобразили в качестве убитого француза под копытами серого коня.

— Господа! Предлагаю тост! — поднялся из-за стола ротмистр с льняными волосами. Свежий, еще не заживший шрам на щеке свидетельствовал о том, что он не так давно побывал в переделке. Глаза его блестели. — За то, чтобы мы все, повторяю, все собрались в полковом собрании через год! За то, чтобы каждый из нас помнил о том, кто мы. А мы — лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк!

— Ура! Ура! Ура! — словно залпом, грянули все присутствующие.

Поручик был весел, хотя и немногословен. Он больше слушал своих красноречивых боевых товарищей. Каждому хотелось чокнуться с героем. Каждый понимал, что после сегодняшнего веселья завтра может быть кровавый бой, в котором многие сложат головы.

— Поручик, вы только взгляните на это, — к столу подошел корнет Савицкий, держа в руках газету.

— И что же здесь интересного? — спросил Голицын, беря ее в руки.

— А вот увидите, — загадочно произнес Савицкий.

Отвлекшись от праздничного шума, царящего в собрании, поручик развернул газету под названием «Полевой вестник», что-то смутно ему напоминающим. На второй странице красовалось большое фото поручика с надписью: «Русский богатырь».

Скрывая улыбку, Голицын принялся читать. В очерке, написанном Александром Селиверстовым, ярко описывалась его поездка на передовую.

«…в окопах, полных свистящих пуль, под разрывами вражеских снарядов мне пришлось провести почти две недели. За это время я успел сжиться с солдатской братией и полюбить ее».

Далее рассказывалось о полных лишений буднях фронтового корреспондента, чудом уцелевшего среди «кромешного ада передовой».

— Это ж надо так заливать, — покачал головою Голицын. — Какое же надо иметь развитое воображение!

Но дочитать «строки, опаленные войной» ему не пришлось, поскольку в собрании появился адъютант из штаба.

— Господин поручик, вас вызывает его высокопревосходительство! — сообщил офицер. — Причем срочно.

— К сожалению, господа офицеры, вынужден вас покинуть, — встав с кресла, произнес Голицын. — Веселитесь без меня. Прошу вас, штабс-ротмистр, гитара одна оставаться не может, особенно в такой прекрасный вечер, — он протянул инструмент сидящему напротив офицеру. — А я вынужден удалиться. — С этими словами поручик, стряхнув с себя усталость и хмель, козырнул и вышел из зала.