Сергей Зверев - И слух ласкает сабель звон

— Ну, хорошо, а что же дальше-то было? — поинтересовался подпоручик Сомов с перевязанной головой. О своем ранении он уже успел сообщить. Ничего удивительного в ранениях, естественно, не было, но здесь подпоручику «повезло». Голову ему повредила не неприятельская пуля, а свой же русский солдат. Новобранец, еще не успевший освоиться на передовой, неловко разворачиваясь в окопе, так саданул прикладом своего командира, что тот получил рану «на всю голову».

— Что дальше? — покачал головой Кураев. — Дальше начинается самое интересное. Когда мы подожгли бикфордов шнур, дело пошло к завершению. Но вы же знаете, что в последний момент всегда что-нибудь да случится.

— Знаем-знаем! — загремели голоса гуляк, прекрасно знавших ротмистра. — Всегда что-нибудь случится, особенно с такими, как ты. Ты же всегда найдешь себе приключения на голову. У другого не случится и сотой доли того, что с тобой происходит.

— Да! — приосанился Кураев. — И я и горжусь этим. Жизнь надо прожить такую, чтобы потом не стыдно было за свое существование на земле. Чтобы твои правнуки, вспоминая своего славного предка, гордились! — стукнул он по столу кулаком. Загремела посуда.

— Ты дело говори, — хлопнул Кураева по плечу офицер, сидевший рядом. Он дымил трубкой, вырезанной в форме обнаженной женщины.

— Вот я и говорю. Немцы открыли стрельбу…

Дверь отворилась, и в погребок вошли двое.

— О, кого я вижу! — заревел Кураев, прерывая свое повествование, вставая из-за стола и широко открывая объятия. — Ба! Не может быть! Ба, это же они!

Да, это были они — Санин и Элен. С этой секунды, естественно, внимание переключилось на них. Ротмистр засыпал вновь прибывших вопросами: что? как? когда? По рассказам журналиста, они вернулись во Францию окольным путем, через нейтральную Швейцарию.

Элен сразу же отыскала глазами поручика и уселась рядом с ним. Офицеры наперебой ухаживали за ней, но она глядела только на Голицына.

— Послушай, Санин, ну, и когда же мы прочитаем твои репортажи? — хлопнул ротмистр могучей рукой по плечу репортера так, что тот поморщился от боли. — Господа офицеры заждались. Всем не терпится узнать о наших подвигах. А то ведь я тут рассказываю, но мой язык не сравнить с языком такого мастера пера, как ты.

— Да, Аркадий, пора тебе приоткрыть завесу тайны над вашими похождениями, — поддержал ротмистра прапорщик по фамилии Шаблинский.

Репортер, однако, выглядел весьма подавленным.

— Я-то написал отличные репортажи. Это просто настоящая «Одиссея», — сообщил он, — но военная цензура запретила печатать обо всем случившемся. — С этими словами Санин налил себе полный бокал вина и выпил его залпом.

— Не повезло тебе, брат! Ну, тогда хотя бы расскажи, как ты в дамском платье от тевтонов бегал! — хохоча, закричал Кураев. — Сейчас я вам расскажу: вот это был номер!

Рассказ, зазвучавший из уст офицера, явно относился к тому, о чем Санин упоминать бы не хотел.

— Вот, господа офицеры, подходим мы к ферме бауэра, — говорил ротмистр, лукаво поглядывая на слушающую его компанию, — и думаем, как нам быть дальше.

— Вам не стоит здесь оставаться, — наклонился Голицын к Элен. — Давайте выйдем на улицу.

— Конечно, — радостно согласилась француженка, глаза ее радостно заблестели.

Она легко поднялась из-за стола. Поручик, совсем не желавший, чтобы она слушала откровения ротмистра о том, как он окрутил сельскую простушку, вместе с девушкой подался к выходу. После душного погребка свежий ветерок показался чудесным.

— Сергей!

— Я же говорил, что мы еще увидимся. — Поручик уверенно обнял девушку. Он целовал ее и уже не смог оторваться от ее уст.

Но романтическая встреча оказалась рекордно короткой. За спиной послышалось деликатное покашливание. Молодые люди обернулись.

— Прошу прощения, господин поручик, но вас срочно требует к себе в штаб генерал-майор Марушевский, — сообщил вестовой, всем своим видом показывая, что дело не терпит отлагательства, а в противном случае он дождался бы окончания затянувшегося поцелуя.

— Прошу прощения, Элен, — развел руками офицер.

— Что поделаешь, война, — вздохнула девушка.