Сергей Зверев - Господа офицеры

— А оружие? — Левченко решил, что, если турок согласится дать ему оружие, исчезнут последние сомнения в искренности нежданного помощника.

— Пистолет я смогу вам дать. Тоже только один. «Парабеллум» с полной обоймой. Так вы согласны, эфенди? Если да, то не стоит тянуть, сегодня ночью я в карауле. И не говорите своим товарищам о предстоящем побеге, когда ваше исчезновение будет обнаружено, их непременно допросят. Они, пусть неумышленно, могут выдать меня, и тогда мне непоздоровится.

Левченко кивнул, отметив краешком сознания, что чуть в стороне, у кухонного барака, мелькнула какая-то неясная тень. Или показалось в свете луны?

— Так, значит, говоришь, великого князя похитили черкесы? — поручик Голицын задумчиво смотрел на Бестемьянова.

— Так точно, ваше высокоблагородие! — Бестемьянов ел поручика Голицына глазами. Дядька был уверен, что если кто и сможет выручить его любимого Николеньку из беды, то только вот этот стройный и широкоплечий гвардейский офицер с умным взглядом и доброй улыбкой. Петр Николаевич был очень благодарен гусарскому поручику: Голицын выслушал его, поверил ему. Если бы не поручик, оказался бы отставной унтер и полный георгиевский кавалер в Метехском замке, а то и в тифлисском сумасшедшем доме. Но смиловался Господь: послал поручика, который услышал вопрос Огановского и ответную реплику Юденича и быстро сообразил, что к чему.

— Не тянись ты передо мной во фрунт, — чуть поморщился Сергей. — Мы же не на плацу. И обращайся ко мне просто «господин поручик» или, если угодно, Сергей Михайлович, без благородий. А то в ушах звенит, да к тому же ты сейчас не на действительной военной службе. И успокойся ты наконец, Петр Николаевич! Душевно прошу! Верю я тебе, верю…

Да, поручик быстро понял, что Бестемьянов ничего не выдумывает, говорит чистейшую правду. Сомнения Голицына окончательно рассеялись, когда дядька упомянул о характерном шраме от ожога в форме заглавной латинской «W». Посторонний человек знать об этой особой примете никак не мог. Да и внешность Петра Николаевича Бестемьянова детально совпадала со словесным портретом, который Голицын получил в Петрограде от графа Фредерикса.

Хоть министр Двора выразил пожелание, чтобы миссия поручика оставалась секретной для всех, Голицыну пришлось посвятить командующего Кавказской армией генерала Юденича и командира 4-го Кавказского корпуса генерала Огановского в суть проблемы. Те за головы схватились: вскоре запланировано наступление, а тут — нате вам! — беглый великий князь, которого, вдобавок ко всему, похитил неизвестно кто и с неизвестными целями. Нет, ну словно мало им мороки с супергаубицей!..

Генерал Юденич немедленно связался с министерством Двора по телеграфному закрытому спецканалу, вызвал к аппарату лично графа Фредерикса. Произошел обмен спецтелеграммами. Фредерикс подтвердил информацию Голицына, подтвердил и особые полномочия поручика в этой непростой ситуации.

— Ты, Петр Николаевич, лучше подумай, вспомни все как следует и ответь мне на такой вопрос: как полагаешь, охотились именно на великого князя? Или разбойникам было все равно, на кого нападать, лишь бы на русского офицера? — спокойно и доброжелательно спросил Сергей. — Это, понимаешь ли, очень важно.

Бестемьянов опустил голову. Гусарский поручик не кричал на него, не распекал за ротозейство и не упрекал за безрассудство, не ставил ему в вину потакание капризу Николеньки. Тон Голицына был ровным и, пожалуй, сочувствующим. От этого Бестемьянову становилось особенно горько и стыдно. Какими только заборными ругательствами он себя мысленно не честил…

— Я так разумею, господин поручик, что все равно им было, нехристям, на кого нападать, — сказал после некоторого раздумья Бестемьянов. — Моя вина, недоглядел: Николенька ведь пьян был изрядно, аж шатался. А я уже почти старик. Да еще портмоне я великому князю на людях передал, пенек старый. Не подумал, что долго ли до греха… Ан грех-то тут как тут! Решили басурмане: ага, вот легкая добыча! Ну и… Правильно решили!..

Он опустил голову еще ниже, лицо его покраснело.

— Не убивайся ты так, Петр Николаевич, — сочувственно сказал поручик. — Я тоже полагаю, что все равно похитителям было, кого красть. В этом наша надежда. Кто, говоришь, он по документам был? Прапорщик запаса, недавний студент? Я, Петр Николаевич, вот что узнал: черкесы в Сарыкомыше не в первый раз шалят. Похищают по ночам одиноких загулявших офицеров, унтерами и солдатиками тоже не брезгают. Но никого не убивают, а продают туркам. Промысел такой поганый у горцев, ишачий хвост им в глотку. Становятся похищенные турецкими военнопленными. Раз так, то найдем мы нашего Николку в каком-нибудь из турецких лагерей. Найдем и спасем. Лишь бы до той поры турки не догадались, кто он такой есть на самом деле, ты вот о чем Божьей матери молись.

Пожилой отставной унтер пришелся по душе Сергею. В конце концов, он не был виноват ни в чем. Слепая преданность своему высокородному воспитаннику — это не вина, это беда.

Кроме того, в Бестемьянове угадывался старый солдат, прошедший огонь и воду и не растерявший кое-каких боевых навыков.

…Генерал Юденич поделился с поручиком результатами воздушной разведки, даже показал ему фотографии, сделанные наблюдателем с борта «Фармана». Поручик, в отличие от своих начальников, сразу же уверился в том, что загадочный квадрат, обнесенный столбами с колючей проволокой, представляет собой именно лагерь военнопленных и ни что иное. Полугодом ранее в Мазовии и Восточной Пруссии Голицын не раз слышал от уцелевших после августовской катастрофы офицеров армий Самсонова и Рененкампфа о том, что немцы применяли подлый прием «живого щита». Теперь вот, значит, поделились германцы передовым опытом с союзными турками. Что ж, этого следовало ожидать!

И сейчас у Сергея Голицына мелькнула мысль: а ведь это, почти наверняка, самый близкий к Сарыкомышу лагерь, где содержатся под стражей пленные русские офицеры. Тогда велика вероятность, что великий князь Николай под личиной прапорщика доставлен именно туда! Чтобы сделать подобное умозаключение из всего, что было известно Сергею, большого ума не требовалось. Вывод лежал на поверхности.

Но в таком случае появлялась возможность совместить два важнейших дела: диверсионную акцию против «Большой Берты» и освобождение великого князя из плена.

Поручик не терял времени даром, он выполнил приказ командующего Кавказской армией и отшлифовал свой замысел, о котором в общих чертах докладывал Юденичу и Огановскому в первый день, когда прибыл в Эрджиш. Теперь к этому замыслу добавлялась еще одна существенная деталь, еще одно направление.