Евгений Сухов - Княжий удел

На следующий день Дмитрий Юрьевич двинул свою дружину к московскому городу Великий Устюг. Может, потому город и назывался Великим, что богат был красным товаром. Купцы съезжались сюда со всей Московии, прибывали гости из Новгорода, торговали зерном и мехом, солью и пенькой. В весенние дни, когда Сухона разливалась и становилась особенно широкой, к берегу трудно было пристать от скопления судов. Устюг стоял в стороне от военных дорог, не трогали его и татары — далеким он казался и умело прятался среди ядовитых топей и непролазных лесов. Богател он оттого, что уважал великого князя, выкупив своих работников от войны за звонкие гривны. Не в обычаях Великого Устюга было держать крепкое воинство: к чему рогатины и пищали, когда мошна велика.

Дмитрий пришел к Устюгу в самый торг, город приветливо распахнул ворота, встречая гостей. Вратники переглянулись меж собой, а потом старший из них преградил дорогу воинству, встав на пути княжеского аргамака.

— Не велено входить при оружии. Торг идет!

— Не видишь, что ли?! Князь Галицкий перед тобой, Дмитрий Юрьевич!

— Галицкого князя уже три месяца как нет, — дерзко возразил вратник. — А вместо князя боярин Оболенский московской отчиной управляет.

— В мешок дерзкого!.. И в Сухону бросить, — распорядился Дмитрий.

Расторопные рынды подхватили вратника под руки и, накинув ему на голову мешок, крепко стянули бечевой.

Вратник матерился, грозил, рынды, напрягаясь под тяжестью, волочили его к берегу, а потом, поставив мешок на край обрыва, столкнули в воду.

— Неласково встречает хозяина своего Великий Устюг, — только и проворчал Дмитрий Юрьевич. — Воеводу ко мне! И немедля!

Приволокли чертыхающегося воеводу. Бросили в ноги галицкому князю. Микулинский, поднимаясь с колен, зло зыркнул на обидчиков и укорил князя:

— Неужто думаешь, Дмитрий, что не подошел бы? Почто силой забираешь? Ведь не холоп я какой-нибудь, а боярин, и род мой не хуже твоего.

— Меня с собой равнять надумал?! Да знаешь ли ты, что я галицкий князь! Дед мой — Дмитрий Донской! Отец и я московскими князьями были!.. Я и далее на московском столе сидеть стану!

Гудел торг, и до Дмитрия долетали слова купцов, нахваливающих свои товары, вяленую рыбу, икру паюсную и рухлядь мягкую. Воевода Микулинский стоял в окружении княжеских рынд, и дворовые слуги боярина, оттесненные топорами, не видели позора князя.

— Не то что московским, вологодским князем тебе не быть! — яростно прошептал Микулинский.

— И этого тоже… в мешок да в Сухону! — приговорил Дмитрий.

Боярин яростно вырывался, кричал, но рынды, заткнув рот поясом, усмирили и его.

— Что же дальше-то делать будем, Дмитрий Юрьевич? — поинтересовался боярин Ушатый.

Теперь Дмитрий видел, насколько шатка его власть. Одно дело — Москва не признает, где даже посадские люди спесивы; совсем другое дело, когда не почитают города малые. А ведь ранее с честью встречали — коврами дорогу устилали, а бояре в два ряда низкими поклонами приветствовали.

— Торг окружить! — приказал Дмитрий. — И никого не выпускать. Слово хочу свое сказать.

— Стоит ли, князь? — посмел усомниться Иван Ушатый. — Устюжане себя вольными считают, а это оскорблением неслыханным будет.

Дмитрий посмотрел на боярина, и от этого пристального взгляда Ушатому сделалось не по себе. Вот крикнет сейчас князь: «И этого в Сухону!» И, не мешкая, набросят рынды ему на голову мешок.

— Выполняй!

— Иду, князь.

Отроки, тесня торговый народ, обхватили в круг рыночную площадь. Они нещадно лупили всякого, кто пытался пробраться через кольцо. Толпа смешалась, опрокидывала торговые ряды, бабы в испуге крестились, мужики бранились матерно. А отроки продолжали теснить народ все сильнее.

Показался Дмитрий Юрьевич, его сопровождала дюжина стражей с совнями наперевес. Князь взобрался на кадку и заговорил:

— Устюжане, я теперь ваш князь! Почитайте меня отныне как батюшку своего!

Сказано было не особенно громко, однако услышали все. Недовольный ропот прошелся по толпе, и кто-то самый отважный заорал:

— Долой Шемяку!

Дерзкого отроки выволокли и долго хлестали кнутом, а потом, избитого в кровь, бросили.

Дмитрий терпеливо дожидался, пока уляжется ропот, а потом продолжал:

— Васька лишил меня отчины, из дома выгнал. Думаете, справедливо это мне, неприкаянному, по Руси мотаться? Он у меня забрал Галич, а я у него отбираю Устюг! Око за око!.. Деньги мне нужны, чтобы дружину свою снарядить, а где же еще брать, как не в своем городе. Никто не выйдет из этого круга, пока не заплатит мне пошлину! С купцов десять рублей, с мастеровых рубль возьму!

— А ежели не пожелаем? — выкрикнул купец в серой душегрейке, молодец лет тридцати. — Мы московскому князю служим, ему и платим!

— Холопов Васькиных отныне я в Сухону метать стану. В мешок мерзавца!

Мужика выволокли из толпы, он не желал идти, сопротивлялся, цеплялся за землю, но и на него набросили мешок и кинули на телегу.

Купцы неохотно расставались с деньгами, долго переговаривались, спорили, а потом выкупили и себя, и весь народ зараз.

Кольцо разомкнулось, и узкие улочки приняли горожан и посадских людей.

Торг закончился.

Но в городе было тихо и тревожно. Дмитрий велел выставить дозоры. По улицам ходили дружинники и отлавливали недовольных, наиболее строптивых топили в реке.

Была уже полночь, когда к Дмитрию попросился окольничий Кисель. Князь знал его по Москве, когда-то он был у него свечником, потому и повелел впустить его.

Окольничий вошел, отвесил низкий поклон. Дмитрий только слегка кивнул.

— Что же ты не при Василии? — вдруг спросил Шемяка.

— Не ценил я твою службу, Дмитрий Юрьевич, мне бы при особе твоей быть, да бес попутал, тогда все бояре в Вологду ехали к Василию. Вот и я подался службы у него искать, а он меня не захотел принять и в Устюг сослал. А ведь я из московских бояр!

— Не пожелал, стало быть, при своем дворе держать?

— Не пожелал. Не прогневайся на меня, князь, искупить вину хочу.

— И как же ты хочешь искупить? — полюбопытствовал князь.

— Правдой! Против тебя зло собирается, — понизил голос Кисель. — Бояре во все стороны гонцов разослали, хотят тебя с Устюга согнать.

— Так, продолжай…

— Перед утренней молитвой ударит колокол, тогда в город народ и сбежится с оружием.

Выходит, не забыл еще Устюг вечевой старины, когда на сходе решались главные дела, и сейчас силу собирает против князя.

— Искупить вину, значит, хочешь?

— Хочу, князь!

— Вот тогда всех лихоимцев и повяжи!

— Слушаюсь, государь, — поклонился боярин.

Часом позже отряд стражников во главе с окольничим Киселем шастал по дворам, хватал очумелых от страха бояр.