Сергей Булыга - Персидское дело

– Фу, Ширка, фу! Фу, Ширка, мать!..

Ну и так далее. И эти отступились от слона, слон опять повернулся к Маркелу и начал приплясывать, мотать ушами и реветь от радости! Маркел бежал к слону…

А сзади по нему стреляли, очень густо, но Маркел на это не оглядывался, а продолжал бежать. Было уже совсем светло, солнце взошло, но его ещё не было видно за горой, а дальше, внизу на реке, было уже солнечно. Маркел выбежал на берег и упал. Сзади стреляли, он не поднимался. К Маркелу подбежали наши и стали его поднимать, а он был как тряпка, как соломенное чучело. Его держали под руки, чтобы не падал. Вельяминов подбежал к нему и закричал:

– Откуда ты такой весь чёрный?

– Из пекла, – ответил Маркел равнодушно.

Его взяли за руки – за ноги и потащили к стругу. Возле струга стояла толпа, все с бердышами и пищалями. Фитили у пищалей дымились. А впереди всех стоял слон. Маркел встал на ноги, его ещё шатало. Маркел стоял и смотрел на слона, а слон смотрел на Маркела, и они оба молчали. Из-за горы показался верхний краешек солнца, слон прищурился. Вельяминов закричал:

– Скорей садитесь! Мне ещё надо от них отбиваться!

Маркел повёл слона на струг. Там все уже сидели на местах, держали вёсла, а Рыжов ходил туда-сюда между скамьями и покашливал. Маркел подвёл слона к мачте, слон сел. Вельяминов с берега сказал:

– Дальше у вас места пойдут спокойные, до Казани птичкой долетите. А там уже и Москва близко! – и махнул рукой.

Рыжов скомандовал отчаливать, вельяминовские оттолкнули струг, рыжовские навалились на вёсла. А на горе толпились Яшкины люди и медленно спускались вниз. Они были ещё далеко и поэтому казались маленькими муравьями, но их было очень много. Маркел подумал: «Господи, помилуй!» – и перекрестился.

А дальше было вот что: вельяминовские люди выстроились в две линии и попеременке начали стрелять вверх, в гору, в Яшкиных людей. А Яшкины стреляли вниз, по вельяминовским. Ну а рыжовский струг, как только началась вся эта кутерьма, пошёл, всё быстрей и быстрей, к повороту. И ещё порохового дыма было очень много, ничего нельзя было рассмотреть и никуда прицелиться, но Вельяминов всё равно после рассказывал, что они положили Яшкиных людей без счёта. Также и Яшка после очень любил похвалиться, что они тогда набили государевых людей как шишек с ёлки. Но, правда, это говорилось уже после, а тогда как можно было это посчитать? Да и не до счёту тогда было, а просто постреляли и разошлись: Яшка к своим печорам, а Вельяминов и Хлебцов, теперь уже вверх по Усе, к сотнику Евстигнею Долгопятову, который стоял у начала волока и стерёг вельяминовские корабли. Вот чем для них дело тогда кончилось.

А рыжовский струг тем временем уже дошёл до поворота и начал закладывать вёслами вправо. Стрельбы почти совсем не стало слышно. Маркел долго смотрел, оглядываясь, на место недавней битвы, но ничего не высмотрел.

– Да и чего там смотреть? – сказал Рыжов сердито. – Силы у них примерно равные, вот и разошлись пока что. Да и не наше это уже дело.

И он опять велел прибавить. Вёсла стали шлёпать чаще. На реке было пусто и тихо. Солнце поднялось высоко и даже стало немного припекать.

– А чего ты такой чёрный? – вдруг спросил Рыжов.

– Так я через печную трубу лез, – сказал Маркел. – А после слышу – слон ревёт, и я к слону. А там и вы все в одной куче.

– В одной куче, это да, – сказал Рыжов сердитым голосом. – Это же твой зверь упёрся и не шёл! Вот мы его и толкали.

– А если бы он сам пошёл, – спросил Маркел, – тогда что?

– Тогда бы мы его на струг – и сразу бы ушли! – сказал Рыжов. – Ещё ночью! И сейчас были бы уже вон где! – И он указал рукой куда-то далеко вперёд.

– И меня не подождали бы? – спросил Маркел.

– Ни боже мой!

Сказав так, Рыжов поднялся, посмотрел на солнце и велел левым гребцам прибавить. Те прибавили. А Маркел провёл ладонью по щеке, ладонь сразу стала чёрная. Эх, только и подумал Маркел и снял шапку, перегнулся через борт и умылся. Потом ушёл к себе в чердак и там открыл свой дорожный сундук, правильнее – троекуровский подарок, в котором, как Маркел и надеялся, кроме ножа и подорожной лежало много чего всякого полезного, то есть ещё два кафтана на выбор, и порты, и шуба летняя, и златотканый пояс, две пары совсем нового исподнего… Ну и так далее. Маркел переоделся, надел новую шапку с жар-птицыном пером, вышел на корабельный настил, прошёлся туда-сюда гоголем и велел позвать Ефима. Пришёл Ефим. Маркел велел сходить к нему в чердак и взять там его прежние одежды в чистку и постирку, а сам пошёл к слону.

Слон встретил Маркела очень радостно, даже повизгивал. Маркел тоже был очень доволен, кормил слона брюквой, чесал ему за ухом. А с Рыжовым он в тот день больше не разговаривал. Да и в другие дни почти что тоже. Да и о чём им было разговаривать? Вельяминов же оказался прав – дальше и в самом деле места пошли спокойные. Вот только плыл струг очень медленно, потому что ветер всё время был встречный. А ещё с каждым днём становилось всё холоднее и холоднее, и вскоре слон начал покашливать. Маркел велел дать ему водки, но сказали, что она закончилась, а так как места здесь дикие, то есть никто здесь не живёт, то и водки здесь добыть будет никак нельзя.

– Хоть задавись! – сказал Ефим.

Маркел ничего на это не ответил.

А слон кашлял всё громче и громче. Потом у него начали слезиться глаза. Потом слон стал целыми днями лежать возле мачты и ничего не есть. А если слон сдохнет, думал Маркел, что тогда делать? И неужели слона ничем другим нельзя лечить, как только водкой, в сердцах думал Маркел. А Рыжов как раньше молчал, так и дальше продолжал молчать. Только когда он проходил мимо слона, то шептал что-то неразборчивое и мелко крестится. И что, думал Маркел, сказать ему, чтобы он больше не крестился, что ли?

И Маркел сам начал креститься, но молча.

А слон как кашлял, так и продолжал кашлять. А когда они вечером становились табором и Маркел выводил слона попастись, тот стоял как истукан и траву не щипал. А потом начал худеть! И худел он очень быстро! Вначале у него вылезли рёбра, потом ввалились щёки, потом прогнулась спина, потом изо рта полезла пена. Потом он стал очень громко храпеть по ночам, люди пугались, не могли заснуть. Люди, сказал Рыжов, могут разбежаться кто куда, что делать?

Маркел молчал. А ночью, как и все, не спал, а лежал и думал, что же делать.

И утром они наконец услышали колокола. Это были Тетюши. Когда они весной шли из Казани на Самару, то в Тетюшах почти не останавливались, а только передали им пять кораблей с добром и сразу же поплыли дальше. А теперь нет! Теперь Маркел вывел слона на берег, слон стоял и кашлял, и плевался пеной, а Рыжов, так приказал ему Маркел, отправил Гаврилу-сигнальщика, правильней – махоню, на гору, в крепость, за водкой. Гаврила ушёл, долго его не было, а потом принёс-таки ведро. От ведра шёл крепкий сладкий дух. Гаврила сказал, что это сбитень, и очень хороший.