Вячеслав Каликинский - Агасфер. В полном отрыве

Манасевич-Мануйлов зевнул, небрежно отбросил бумаги в сторону, констатировал:

– За такую службу не поощрять надо, а гнать в три шеи! И начальник Московской охранки Ратко хорош! Не удосужился вникнуть в описание владельца британского паспорта и «примерить» внесенные этим клопом изменения на предмет соответствия конкретной личности… Британский паспорт – это вам не шуточки! Англичане при объявленном ими нейтралитете в Русско-японской войне открыто «макакам» помогают. И займами, и оружием, и наверняка разведочными данными. Телефонная связь у вас с Москвой имеется, полковник?

Кременецкий поскреб голый подбородок:

– Дозвониться-то можно, Иван Федорович. Только ведь горло сорвешь, объясняясь. Не только барышни с телефонных станций – все прохожие на Мойке будут в курсе наших секретов.

– Тогда пиши текст депеши! – велел Манасевич. – Москва, Охранное, подполковнику Ратко. Вам предписывается силами негласного розыска установить личность сотрудника «Русского слова», подходящего под исправленное описание Палмера. При установлении личности обеспечить негласное усиленное наблюдение за оным. Отчет предоставлять ежедневно, телеграфом. Подпись мою поставь, зашифруй и молнируй депешу в Москву.

– Слушаюсь, Иван Федорович, – с едва заметной иронией кивнул начальник охранки.

– Срочно сделай официальные запрос в английское посольство: не обращался ли к ним по поводу утери паспорта путешественника некто Персиваль Палмер? От имени директора Департамента запроси пограничную стражу: пересекал ли российскую границу в ту или другую сторону этот Палмер. В Бюро иностранцев, в лучшие гостиницы людей послать надо – может, там следы англичанина сыщутся? Ведь попал же как-то к Дорошевичу его паспорт!

Кременецкий кивал, делая пометки в своем ежедневнике.

– Ну, вроде пока все… Да! Карлика этого я бы у себя оставил, полковник. Убьют его в Москве уголовнички. А клоп явно небесталанный – глядишь, и нам сгодится! Надо же – британский паспорт смастырил!

Кременецкий сделал задумчивое лицо, словно уже прикидывая должность, на которую он определит московского жулика-«недоноска», свалившемуся ему на голову.

– Впрочем, как угодно! – чувствуя за почтительностью полковника едва скрываемую неприязнь, Манасевич встал, мстительно загасил сигару в кадке с пальмой (хоть пепельница и под носом стояла) и, не прощаясь, вышел.

Трясясь в авто по булыжным мостовым Петербурга, Манасевич-Мануйлов никак не мог отделаться от мыслей о возможной связи британского паспорта с проклятым Дорошевичем. Недолюбливая постылого газетчика, Мануйлов, как и прочая российская чиновная братия, отдавал должное талантам и пронырливости Дорошевича, сумевшего сделать из хиреющей провинциальной газетки практически европейского лидера. За совсем недолгое время «Русское слово» уверенно вырвалось в фавориты – и не только отечественной прессы. Что ж, тем больше Манасевичу хотелось вставить фитиль зарвавшимся газетчикам. И уж Дорошевичу – в особенности!

Признаков шпионства во все этой истории надворный советник, признаться, пока не видел. Криминальные умыслы Дорошевичу «пришить» можно хоть сегодня. Подделка заграничного паспорта тянула если не на чистую уголовщину, то на серьезную компрометацию газеты и ее ведущего литератора – наверняка! Но в целом комбинация с британским паспортом была непонятной.

Для чего мог потребоваться известному газетному мэтру Дорошевичу британский паспорт? В Соединенное Королевство, как и в любую другую европейскую страну, он мог без проблем попасть и по своим документам. Хотя – стоп: паспорт был сделан совсем под другого человека! Без сомнения – для близкого Дорошевичу человека, скорее всего – собрата по газетному ремеслу.

Впрочем, сути загадки это не меняло. Но человечка этого найти надо было непременно! И, уже подъезжая к массивному зданию Департамента полиции на Фонтанке, Мануйлов пожалел, что включил в это дело не слишком крепкого умом Ратко. Напортачит ведь, сукин сын! Сработает грубо, обозлит газетчиков, те спрячут концы в воду и поднимут вой на весь мир об очередном «закручивании гаек», об «атаке на демократическую прессу» – а Ратко прикроется его депешей. Нет, надо ехать самому!

К директору департамента надворный советник входил без доклада, не слишком озабочиваясь недовольным порой видом Лопухина. Так поступил он и нынче. Коротко, без подробностей, изложил суть своего беспокойства, испросил разрешения съездить в Москву. Лопухин пожал плечами: поезжайте, милостивый государь, коль есть надобность.

– Спасибо, – поблагодарил, вставая Мануйлов. – Только… Я вот что подумал, Алексей Александрович: не попросить ли у вас ваш личный салон-вагон? Не планируете в ближайшие день-два сами попользоваться?

– Не планирую, хотя, признаться, и оснований для вашей особой спешки, Иван Федорович, не вижу, – Лопухин снял пенсне, помассировал покрасневшую переносицу, и, не удержавшись, съязвил. – Но коль скоро главный ловец шпионов эту спешку усматривает – извольте! Тратьте казенные денежки…

Сделав вид, что не услышал последней фразы, Мануйлов поспешил откланяться и отправился прямо на вокзал, на ходу оставив порученцу директора распоряжение протелефонировать железнодорожникам – чтоб приготовили спецсостав.

Отлично выспавшись в салон-вагоне, Манасевич-Мануйлов ранним утром следующего дня уже был в Московской охранке. Лично отобрав четырех наблюдательных агентов посмышленее, дал каждому подробное задание, и уже к полудню, заняв отдельный кабинет в здании Московского охранного отделения, принимал от них отчеты и доклады о том, что удалось узнать. А узнать удалось немало.

По рисунку Крохи-Матехи, сделанном им по памяти с принесенной Дорошевичем фотографии, в редакции был безоговорочно опознан Владимир Эдуардович Краевский. Он же имел на левой кисти длинный шрам – память о матросской службе в молодости. Краевский, по отзывам сослуживцев, великолепно знал английский язык, на котором говорил, уверяли, как англичанин. В «Русское слово» Краевский был приглашен лично Дорошевичем, с которым какое-то время служил в «Одесском листке». Выяснилось также, что Краевский долго жил в Шанхае и Харбине. Больше о прошлом Краевского, его происхождении и родителях никто ничего не знал.

Официально нынче у него было газетное задание в Париж, однако сумма выданных ему проездных сумм значительно превышала все мыслимые потребности такой поездки.

Манасевич-Мануйлов даже решил было, заручившись поддержкой Московского градоначальника, великого князя Сергея Александровича, нанести личный визит Сытину и в упор спросить о столь дорогостоящей командировке Краевского. В издательский дом на Тверскую был направлен сыскной агент с заданием проследить за передвижениями Сытина: навещать того в его родных стенах Мануйлову не хотелось. Совсем другое дело – разыграть, скажем, случайную встречу где-нибудь в городе. Смущало старого интригана одно обстоятельство: ходили упорные слухи, что владельцем «Русского слова» Сытин стал с личного согласия и благословения всесильного обер-прокурора Синода Победоносцева. А связываться с Константином Петровичем могло оказаться себе дороже.