К Сэнсом - Стенание [другой перевод]

— Ты когда-нибудь проверял, закрыт ли замок?

— Никогда! — заверил меня юноша. — Я глубоко предан ее величеству. — Он возвысил голос, и я снова уловил в нем нотку страха.

Тогда я принял более дружелюбный тон:

— Ты не заметил чего-нибудь необычного в комнате в тот вечер? Может быть, с сундуком что-то было не так?

— Нет, сэр. Уже темнело. Я принес лампу. — Паж нахмурился. — Но если бы с сундуком вдруг что-то было не так, я бы наверняка это заметил. В ту неделю я клал туда белье каждый вечер.

— А ты когда-нибудь видел украденный перстень?

— Нет. Мне говорили, что королева иногда носит его на пальце, но, когда она проходит мимо, я всегда низко кланяюсь, так что никогда его не видел.

— Очень хорошо. — Похоже, Гарет Линли говорил правду, однако он, я был уверен, боялся чего-то более серьезного, чем мои вопросы о пропавшей драгоценности. — А ты сам откуда родом, мальчик? — непринужденно поинтересовался я. — У тебя северный выговор.

Мой вопрос, похоже, еще сильнее встревожил юношу: его глаза забегали.

— Из Ланкашира, сэр, — ответил он. — Моя мать была когда-то фрейлиной Екатерины Арагонской, которая и пожаловала нашей семье земли. Кроме того, моя матушка знала родительницу нынешней королевы, покойную леди Парр.

— И таким образом ты получил свою должность? Пользуясь влиянием матери?

— Да, сэр. Она написала лорду Парру, спросила, не найдется ли для меня место при дворе. — Дыхание Линли заметно участилось.

— Твои родители еще живы?

— Только мать, сэр, — сказал юноша и немного помолчал в нерешительности. — Десять лет назад, после Северного восстания [16] Имеется в виду так называемое «Благодатное паломничество» — произошедшее в 1536 г. крупное восстание, начавшееся в Йорке, а затем перекинувшееся на всю Северную Англию. , отца посадили в Тауэр, и он умер там.

Я сосредоточенно обдумал эту информацию. Парень, чья мать служила Екатерине Арагонской и чей отец принимал участие в Северном восстании…

— Значит, история твоей семьи может заставить задуматься о твоих религиозных предпочтениях, — медленно проговорил я.

И внезапно Гарет полностью сломался. Он чуть ли не кубарем скатился со своего кресла и рухнул на колени, в отчаянии сжав руки.

— Это неправда! — воскликнул он. — Клянусь, я не папист, я верно следую королевским заповедям! Я постоянно говорю это всем. Ах, если бы меня только оставили в покое…

— Встань, — ласково сказал я, жалея, что довел парнишку до такого состояния. — Сядь обратно в кресло. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Ты сказал: «Я постоянно говорю всем». Кому это всем?

Паж отчаянно замотал головой — по щекам его текли слезы.

— Давай, Гарет! — подбодрил я его. — Если ты не совершил ничего дурного, то и опасаться нечего. А если даже совершил — и признаешься, — королева будет милостива.

Мальчик издал долгий прерывистый вздох:

— Я ничего не сделал, сэр. Но, как вы говорите, из-за прошлого моей семьи все думают, что я из тех, кто шпионит за реформаторами. Хотя лорд Парр и королева знают, что моя семья лишь хочет жить тихо и верно служить ей. Но после того как я поступил во дворец… — Он опять замялся в нерешительности. — В общем, один человек подходил ко мне, дважды, и спрашивал, не соглашусь ли я следить за королевой, подмечать всякие мелочи и сообщать их тем, кто, по его словам, служит истинной вере. Я отказался, клянусь…

Юноша уставился на меня, и вид у него при этом был жалкий. Его лицо распухло от слез, и я вдруг понял, как выгляжу в глазах невинного мальчика, ступившего в эту позолоченную, прекрасную выгребную яму.

— Ты доложил об этом вышестоящим? Лорду Парру?

— Нет, сэр, я не посмел. Тот человек, он… напугал меня.

— Когда это случилось?

— Как только я поступил на службу, прошлой осенью. А потом это повторилось снова, в апреле, когда началась охота на еретиков.

— Оба раза к тебе подходил один и тот же человек?

— Да, и я не знаю, кто он такой и откуда взялся. Я поделился с одним из пажей, и тот сказал, что такое бывает, когда впервые появляешься при дворе, и если хочешь уберечь свою шкуру, то лучше всего отказаться. Мой товарищ пояснил, что обычно подсылают кого-нибудь неизвестного во дворце, допустим слугу кого-то из влиятельных персон.

— Этот человек не назвал тебе своего имени?

— Нет, сэр. Сперва он подошел ко мне на улице. А во второй раз ждал меня возле дома, в котором я бываю. Что-то в его лице напугало меня. — Мальчик потупился, стыдясь своей слабости.

— Можешь его описать?

Линли снова поднял на меня глаза и покорно начал перечислять приметы:

— Лет двадцати пяти, худой, но жилистый и сильный. Одежда на нем была дешевая, но говорил он как джентльмен. Помню, что у него не хватало половины уха, как будто ему отрубили его в бою. — Гарет содрогнулся.

Сердце мое ёкнуло. Отрублено пол-уха, как и у одного из тех, кого спугнул Элиас, когда злоумышленники в первый раз пытались проникнуть в типографию. Я постарался не выказать своего возбуждения, а паж продолжил:

— Оба раза он говорил, что если я соглашусь шпионить за королевой, то заслужу благодарность очень значительной персоны, что этот человек щедро наградит меня и поможет сделать карьеру при дворе.

— Что ж, весьма заманчивая перспектива, — заметил я.

— Нет, меня это не привлекает. — Гарет отчаянно замотал головой. — Теперь я хочу лишь одного: как можно скорее убраться отсюда.

— Ты правильно сделал, что сказал мне. — Я попытался успокоить юношу. — Тебе нечего бояться. Скажи, а потом, после того как ты отказал этому человеку во второй раз, ты видел его снова?

— Нет, сэр, более уже никогда. Видимо, он понял, что искушать меня бесполезно, и отступил. Я бы хотел уехать домой, к своей семье, сэр, — добавил парень упавшим голосом. — Доброе имя дороже всего.

— Думаю, это можно устроить.

Гарет шелковым рукавом вытер лицо. Я мог только посочувствовать его слабости. Окажись я сам на его месте в этом возрасте, моя реакция, вероятно, была бы точно такой же. Я отпустил юношу и, оставшись в одиночестве в кабинете лорда Парра, подумал: «Наконец-то появилась хоть какая-то ниточка!»

Мэри Оделл оказалась белокурой женщиной чуть за тридцать, высокой и полной. На ней было черное шелковое платье, а на светлых волосах — шляпка со значком королевы. Черты лица ее отличались мягкостью, и во всем ее облике сквозило что-то материнское, хотя она и не носила обручального кольца. Зеленые глаза Мэри смотрели остро и настороженно. Я встал и, поклонившись, предложил даме сесть. Она села, сложив руки на коленях, и стала с любопытством и, как мне показалось, с некоторым удивлением разглядывать собеседника.

— Сержант Мэтью Шардлейк, — представился я.