Клэр Уитфилд - Падшие люди

Миссис Уиггс убедила себя, что городской воздух ее убивает. Если не сам лондонский воздух, тогда его паразиты. Они плетут против нее заговор и мгновенно одолеют, стоит ей устроить себе минутную передышку. Бедная Сара приводила в исполнение план обороны экономки. Та заставила ее наделать бумажные мухоловки и развесить их по всему дому, особенно в коридорах и на кухне, потому что именно там во множестве роились мухи. Если миссис Уиггс не воевала с мухами, она стряпала отраву для тараканов из свинцового сурика, черной патоки и пищевой соды, которую раскладывала по углам в каждой комнате. Томас однажды наступил на эту смесь и рассвирепел, с воплями скача по всему дому и изрыгая проклятия. Я закашлялась, чтобы скрыть распиравший меня смех, и убежала в другую комнату.

– Меня постоянно мучает кашель, и от него никого спасения, – жаловалась миссис Уиггс. – Должно быть, из-за тумана. Он заползает под дверь, несет с собой копоть, гнусь и заразу, что плывут в нашу сторону из зловонной ямы, которую кличут Темзой. А вонища-то!.. Окно боишься открыть из страха надышаться ядом, а заднюю дверь нельзя отворить, потому что нас заедят мухи. Я не могу дышать в этом городе. Что, если из-за нездорового воздуха у меня развилась чахотка? Сколько мне осталось?

– Воздух тут ни при чем, миссис Уиггс. Это устаревшие взгляды. Нынче в моде микробная теория. Убивают инфекции, коими поражены люди. Если они кашлянут или чихнут, вам конец, так что в дом лучше никого не приглашать, – дразнила я ее, просматривая какую-нибудь газету в поисках новых сообщений об убийстве, да еще рожи при этом корчила – не могла устоять перед соблазном.

Миссис Уиггс тщательно следила, когда над Темзой поднималась малейшая дымка. Словно боялась, что из реки восстанет загробный мир.

– Туман хоть глаз выколи! Я на дюжину шагов перед собой не вижу. Неудивительно, что убийцы и воры стекаются в Лондон. Здесь просто идеальные условия для их злодеяний. Тлетворный запах липнет к занавесям, белью, коврам. У меня нос забит этим смрадом.

– Вы же говорили, что нос у вас воспален от чахотки, – заметила я.

– В отличие от вас, миссис Ланкастер, я не горожанка. И очень скучаю по чистому деревенскому воздуху и полевым цветам. Наверно, это река мстит нам за то, что мы сливаем в нее нечистоты. В один прекрасный день вся эта дрянь всколыхнется и затопит нас. Жаль, что нельзя вернуться к выгребным ямам. С ними жизнь была гораздо проще.

– Отходы лучше отправлять в канализацию. Это больше способствует здоровой обстановке.

– Я не уверена, что эти современные решения столь хороши, как нас в том убеждают, – ответила миссис Уиггс, прикрывая нос и рот надушенным носовым платком. – Каждый должен нести ответственность за свой мусор. Нельзя просто его смывать.

Помимо боязни смертоносных микробов у миссис Уиггс имелся еще один пунктик: она считала нас расточительными и посему, обходя помещения, гасила лампы, а то и вовсе их не зажигала, вместо светильников предлагая довольствоваться свечами, кои она выдавала поштучно, а остальные прятала в своей комнате. Я собирала огарки и затем просила у нее еще свечей, хотя готова поклясться, что она регулярно обыскивала мою комнату на предмет запрещенных вещей. Вскоре я научилась на ощупь передвигаться по дому, а вот на первых порах вечно натыкалась на мебель, сбивая кончики пальцев на ногах, ушибая колени, напрягая зрение и чертыхаясь в темноте. Портьеры на окнах у нас всегда были задвинуты, чтобы в дом не просачивалась скверна; светильники не горели, чтобы газ не расходовался; свечи выдавались в ограниченном количестве из экономии денег. Такое впечатление, будто мы прятались, ожидая окончания некоего ужасного события, чтобы потом начать жить в полную силу.

Как-то раз я высказала миссис Уиггс свое мнение по поводу нормирования свечей и почти сразу же горько пожалела об этом. Она целых полчаса наставляла меня в науке бережливого ведения домашнего хозяйства. Можно подумать, мне позволялось что-то здесь делать!

– Умение экономно вести хозяйство, миссис Ланкастер, это само по себе добродетель. Если женщина бережлива, независимо от того, какой у нее доход, значит, она может смело считать себя праведным человеком. Мы сжигаем шесть фунтов [7] 6 фунтов = 2,721 кг. свечей в неделю! Мы что, их едим? Где это слыхано, чтобы сжигать за неделю шесть фунтов свечей в таком маленьком доме… как… как этот? – миссис Уиггс огляделась, словно она находилась в дешевой ночлежке, где за ночь с постояльцев брали четыре пенса. – В Аббингдейл-Холле мы тратили двадцать фунтов [8] 20 фунтов = около 9 кг. свечей, и не мне вам говорить – впрочем, вы же там никогда не были, – что он гораздо больше, чем этот дом, небо и земля.

Меня в больнице-то сроду так не распекали, а там я подчинялась Матроне. В этом доме хозяйкой я была только номинально. Я чувствовала себя самозванкой. В Аббингдейл-Холл я не ездила, чтобы познакомиться с родными мужа. Я не знала никого из его родственников. Что же это за муж, который даже не удосужился представить супругу своей семье? Миссис Уиггс любила периодически напоминать мне об этом. Однажды она заметила, что меня это терзает, и продолжала наступать на больную мозоль.

Челси – район весьма неоднородный. Местами запущенный, местами безупречно чистый. Вдоль берега, где пришвартованы лодки, стояли в ряд несколько магазинов и большие тенистые деревья. В ветреную погоду я порой улавливала запахи смолы и масла с верфи. Наша улица представляла собой беспорядочное скопление высоких домов с плоскими фасадами за железными оградами, мощеных дорожек и тротуара, вдоль которого высились липы.

Сам дом был старый, просторный, крепкий. Наверняка он надолго меня переживет. Каждый этаж простирался в длину как минимум на сорок футов [9] 40 футов = 12 м 192 см. – необъятные просторы в сравнении с тем, к чему я привыкла. Мне даже как-то странно было, что я не теснюсь на чердаке, как в больнице, где по стенам струилась вода. Дом был заново покрашен и отремонтирован перед тем, как Томас въехал в него. Деревянные полы сверкали; обшивку из сосны в холле, которой было сто лет, и лестницу оклеили обоями. Не очень удачное решение, на мой взгляд. Впрочем, что я понимаю в стиле? В глубине дома находилась узкая лестница, по которой спускались в буфетную и на кухню, где стояла новая плита и еще одна дверь вела в сад. В подвале тоже имелась дверца, через которую в сад выбрасывали горячую золу. На верхнем этаже располагались три спальни и – мой любимый предмет роскоши – ванная со смывным ватерклозетом! Эта комната больше остальных волновала мое воображение. Слуги пользовались уличным туалетом – все, кроме миссис Уиггс, конечно. Это ужасное правило, которое она сама же придумала, на нее почему-то не распространялось.