Ольга Озерцова - Талисман Шлимана

И он швырнул боль. И она стала черной, потом раскрылась, как яркий красный цветок. Там, где она упала, земля была мокрой, поднялись высокие травы.

– Евлампий, ты помнишь эти песни, что слышал в дальних краях за Афоном?

Монашек радостно кивнул:

– Если ты позволишь, я пропою тебе их. Это слова от Омира12.

Соловей звенел в кустах. Все было тихо и просто. И радость казалась возможной.

Всю теплую весеннюю ночь читал монашек нараспев спокойные и светлые строки, радуясь, что муж в коричневом корзно так задумчиво слушает его. И сквозь грязь, боль, поруганность всего и вся вдруг проступала красота.

Тихое озерцо плескалось у их ног.

– Смотри, рассвет.

– Да, встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос.

Эос – что наша заря-зарница.

– Как ты сказал? Повтори.

– Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос.

Муж в коричневом корзно вдруг поднялся и пошел вдоль озера. Там, где из него журча вытекала речка, он остановился, встал на колени. Травы высокие и влажные. Он опустил в них руки. Это нельзя пережить,

Это нельзя понять,

Но это можно спеть.

Трава шумела. И с той страстью, с которой создается на земле все высокое от пирамид до песен, он зашептал:

И вот вернулся я к тебе,

Прости, о слово.

По тропам рыскал я ночным

гонимым волком.

Ты в тишине купальских трав родилось.

Взлетишь в небо – и никто не остановит,

цветами распустишься – не вытоптать,

Уйдешь вглубь корнями – не вырвать тебя.

Ему нравилось дышать этим воздухом и как падали слова на землю, как тяжелые капли крови или любимая, отдающаяся женщина на мокрую траву.

Ты в тишине высоких трав родилось,

по тропам рыскал я ночным гонимым волком.

И вот вернулся я к тебе.

Будь же правдиво,

как удар ножа в собственное сердце.

Спаси нас, слово.

А Евлампий поднялся по деревянным ступеням в церковь и долго молился перед образом. Ступени заскрипели под шагами мужа в коричневом корзно.

– О чем твоя молитва, Евлампий?

– Ты же сам ведаешь, о чем.

– Пойдем к тебе в келью. – И там, оглядев маленькую избу, он спросил. – Где твой пергамент? Пиши:

О светло светлая

– Как ты сказал? Ты сказал – светлая?

– Светло светлая. Ты помнишь, как все это было?

О светло светлая и украсно украшенная земля русская, и многими красотами удивлена еси, озерами многими удивлена еси, реками и кладязьми местночестными, горами крутыми, холмы высокими… 3 3 Слово о погибели Русской земли, XIII в.

Как все это было?

Была ли великая Троя или это сон, приснившийся в темном тумане? Всходила ль Кассандра на берег ахейский или и это сон? Ответь.

Дочь рыбака слушала волны и его песни.

– Ты так дивно поешь, что люди иногда говорят – это слишком красиво, чтобы быть правдой. Но мы верим в тех богов и героев. Где они жили?

– Если людям красивой кажется песня,

если они ее не забудут,

разве может она не быть правдой?

Мои слова не будут лгать, как удар ножа в собственное сердце.

Песни те шептала мне дивная муза в одеянье нездешнем, когда ты нашла меня у моря. Загадала она мне и загадку: я должен звать тех, кто будет после.

Петь так, чтоб услышали те, кто будет после.

Была ли великая Троя, или это сон, приснившийся в темном тумане? Всходила ль Кассандра на берег ахейский или и это сон?

Ответь.

– Только, пожалуйста, не сомневайтесь в подлинности фактов, приводимых в поэмах Гомера при господине Шлимане. Это его особенная странность, он начинает гневаться, как будто вы наносите ему личное оскорбление. Лучше поговорите с ним о продаже индиго, это гораздо безопаснее.

– Может быть, я поеду в дальнюю Трою, есть такой чудный город. Хотя беспокойство зовет меня домой, в ахейские земли, – говорил купец жрецу, сидя на камне у входа в пещеру. – Поверишь ли, я так привязался к вам: к этой малышке, к тебе, мудрый старец, и к подруге Игруньи, Гелии, хотя, я ее не всегда понимаю, но знаю, так и должно быть.

– Что говорят о Гелии во дворце?

– Все, кажется, считают ее любимой наложницей царя, но так ли это? Я иногда спрашиваю себя – к царю ли она ходит? Ее часто видят на ступенях дороги процессий. Но никто не смеет к ней подходить, очевидно, таков приказ царя.

Ответь мне, жрец. В нашей стране есть пророчицы и пророки, люди ждут их предсказаний. Таков и дар Гелии?

Жрец покачал головой.

– Я знаю только то, что знаю. Еще давно мы прочли тайные знаки: она совершит что-то необычное, важное. Ваш мудрец-ахеец Нестор, и он проник в тайный смысл этих знаков. И мы отослали ее в Египет. Она не была похожа на пророчицу, красивая и беспечная девушка. Она что-то чувствовала, но ничего нам не предрекала. Только перед нашей гибелью ее охватило желание вернуться на Крит. А сейчас? С ней что-то происходит. Но кому ее слышать? Она не предсказывает нам нашу судьбу, не гадает по звездам и птицам. Она что-то видит, но это так далеко, это не то, что у нас на пороге. Люди любят пророков за простые советы о том, что нам делать завтра. А знает ли она даже о своем завтрашнем дне? Ей видится иное.

– О том я и хотел с тобой говорить. Я отправил свои корабли с товаром к себе на родину, а один оставил, но не в гавани Амнисоса, а там, за скалой. Та, ради которой я сюда приехал – уже со мной не поедет. От нашего мудреца давно нет известий. Он бы мог мне многое объяснить, дать совет и сказать, что делать. И я беспокоюсь.

– Но царь тебя любит.

– Не в царе дело. Я хочу уехать домой. И хочу позвать вас.

– Я стар и не поеду.

– Но Гелия с дочкой? – И он погладил по волосам девочку, игравшую в песок. – Ведь там есть Нестор, человек, мудрейший в наших землях, он думает о Гелии и спрашивал о ней.

– То ей решать, но думаю, она не уедет. Ведь она вернулась сюда, в погибшую землю, из Египта, где были добры к ней многие, там она знала радость. Не бросит она наш остров сейчас, после гибели мира.

– Странные слова передаешь мне ты, гонец. Да, я знаю, мудрый Нестор благоволит к нашему купцу, и я сам разрешил ему отправить много ваз и чаш к нам на родину. Но я воин и темен мне смысл таинственных пророчеств мудреца. И тому, что о нас вспомнят, мы будем обязаны купцу-недоучке, что продавал товары? Вино его, кстати, солдаты мои считают кислым.

– Не недоучке, мне было сказано Нестором только одно – купцу, что поверит слову.

– Хорошо, иди, – и уходя, гонец заметил, что царь с какой-то странной думой смотрит на виднеющуюся вдали гору Гюхту.

И это неуловимое чувство плоти, любовь египтянина, воина и царя, и еще… разгадать тайну губ, тайну великого соединения… не о ней ли поют древние песни.

Она подошла к дворцу.

Что она чувствовала, глядя на тот дворец, где он резвился с наложницами? Боль унижения и странное чувство красоты. От того, что она сама пришла и он больше не позвал ее… Гелии теперь были открыты все двери, как будто он что-то приказал своим воинам, а потом забыл о ней. Встречи их были редкими. Однажды она шла по саду у дворца, удивляясь, что хотя все здесь ей уже чужое, кто-то все же посадил лилии. И вдруг увидела его, идущего, наверное, из покоя веселья от наложниц. Тогда Гелия поняла, что хотела его встретить. Заметив ее, царь направился к ней. Он был весел, в руке держал чашу. Указал ей на скамью. Она ждала со странным чувством, что он позовет ее в покой наслажденья. Даже не наложница, не подруга, конечно, не царица – кто она, бывшая принцесса? Но здесь, у яркого цветущего куста он вдруг стал говорить нечто неожиданное: