Ирина Лобусова - Смерть в катакомбах

На следствии я вел себя спокойно. Мне сразу дали очную ставку с Козубенко. Он меня продал с головы до ног. Я отнекивался. Меня повели бить, три раза водили и били на протяжении 4–5 часов. За это время три раза терял память и один раз притворился, что потерял сознание… Били резиною, опутанной тонкой проволокой, грабовой палкой, по жилам, по рукам железной палочкой 2x2, длиной 70 см… Остались следы шрамов на ногах и повыше. После избиения я стал плохо слышать… Я жалею, что не успел обеспечить вас материально. Но не унывайте. Наше дело все равно победит. Советы этой зимой стряхнут с нашей земли немцев… Я не боюсь смерти. Я умру, как подобает патриотам Родины. Прощайте, дорогие. Пусть батько выздоравливает, этого я хочу. Прошу только, не забывайте про нас и отомстите провокаторам. Крепитесь. Привет всем родственникам.

Победа будет за нами.

Должны ухлопать старика предателя».

По доносам предателей из бойцов партизанского отряда было расстреляно 11 человек, включая Ивана Клименко. Остальных военный трибунал приговорил к различным срокам лишения свободы.

В марте 1944 года чекистское руководство в Москве, еще не имея достоверных данных о гибели Молодцова — точно это было установлено лишь после освобождения Одессы в апреле 1944 года, — зачислило его в особый резерв 4-го Управления НКГБ (бывшей Особой группы НКВД) и переаттестовало на звание капитана госбезопасности как живого…

Собственно, Зина никогда не запоминала эти моменты — как они появлялись, откуда, почему вдруг после трагически пронзительного рассказа наступала вдруг тишина. Она была похожа на облако, вдруг нависшее прямо над головой и закрывшее своим мягким, тяжелым, непробиваемым пухом не только мысли и слова, но и черты лица.

Молчание. Бершадов замолчал. Все точки были расставлены. Ровно столько точек, сколько было нужно, ни больше и ни меньше. Зачем же пришла тишина? Почему эта тишина, это молчание, в плен которого попали они оба, стало более трагическим, чем рассыпавшиеся в пространстве и уже ушедшие слова?

Прерываемое только треском дров, громко разгоравшихся в буржуйке, это молчание было третьим действующим лицом, неслучайно возникшим между ними. И Зина не выдержала. Собственно, она никогда не выдерживала, особенно в последнее время — нервы стали совсем ни к черту, и еще раз она убедилась, что для оперативно-подпольной работы она не подходила со всех сторон.

Зина прервала это молчание, она просто не могла больше молчать, ведь понимала, что молчание может быть пострашней, чем слова.

— Это ты сделал? — Не мигая, Крестовская смотрела на лицо Бершадова, похожее на безжизненную античную маску. — Это ты сделал? Ты их уничтожил? На твоих руках эта кровь? Ты уничтожил этот отряд, преследуя какую-то свою собственную цель? Отряд, полностью состоявший из предателей?

— Ну не полностью, — усмехнулся он, — но что-то в твоих словах есть.

— Значит, ты… — Зина задохнулась, словно поплыла в облаке, в котором больше не было устрашающего сомнения, ничего не было, кроме кристально-чистого холода, способного навсегда заморозить ее грудь.

— Я же ничего не сделал, — Григорий снова усмехнулся, и Зине показалось, что античная маска пошла трещинами. — Я дал свободу выбора. Все остальное они сделали сами.

— Не понимаю, — она сглотнула комок горькой слюны.

— Все ты понимаешь, — глаза Бершадова сверкнули озорным блеском. — Я провел несколько наглядных демонстраций. Почти таких, как тогда, в «Парадизе». Ты же знаешь, что я умею их проводить. Я сказал Молодцову, что Садовой — предатель, и его нужно уничтожить. Все остальное сделал он сам.

— Что сделал? — Зина задохнулась от возмущения. Она никогда не могла переносить лицемерие просто так, как сквозняк. — Дал убить мальчишке? Неподготовленному? Имея опытных чекистов под рукой? Да так убить, чтобы всех поймали сразу после этого убийства? Как это было: пришел в дом среди бела дня, назвал дворнику свое имя, выстрелил, не скрываясь, не пытаясь замести следы, — это было убийство? Да к концу дня после такого убийства он же сдал всех…

— Верно, — кивнул Бершадов. — Это был выбор Молодцова — сделать глупость и послать мальчишку, ничего не соображающего в подпольной диверсионной работе, на смерть. Он сделал такой выбор. И то, что так произошло, целиком и полностью его вина. Не моя.

— Тебе нужно было просто ликвидировать Садового? — поняла Зина.

— Верно, — снова кивнул Бершадов. — Мне нужно было ликвидировать Садового. Для этого были свои причины. И если бы этот глупый шахтер послал опытных людей, которые грохнули бы Садового на ночной улице без всяких свидетелей, или хитро подстроил самоубийство, или что-то подобное, на что способен логически мыслящий чекист, это устроило бы меня целиком и полностью. Но этот дурак послал глупого мальчишку, играющего в героя. Мальчишку семнадцати лет, который наделал кучу ошибок. Посылать такого мальчишку уже было страшной ошибкой. В результате оказался уничтоженным целый отряд. Это то, что я всегда тебе говорил и буду говорить дальше. Кадры, именно кадры, люди решают все. Удачно подобранные исполнители — половина дела. Но, к сожалению, подбирать людей умеет не каждый. Этот отряд был слабым звеном. Хорошо, что он перестал существовать.

— Тебе совершенно не жаль их? — У Зины запершило в горле.

— Мы на войне. Это не развлекательная прогулка и не экскурсия, — строго произнес Бершадов, — и не игра в героев. У нас нет другого выхода, кроме безжалостности. Иногда ради высшей цели надо уметь жертвовать своими же людьми.

— Что это за высшая цель такая, — снова не выдержала Зина, — ради которой на смерть надо посылать детей?

— Они станут героями, — едко усмехнулся Бершадов. — Ты даже не представляешь себе, какими героями они станут. Детали уйдут в прошлое. Никто не станет их помнить. А история о подвиге останется.

— Но это не подвиг, — Крестовская упрямо стояла на своем.

— Я уже сказал: детали останутся в прошлом. Все остальное — не важно. Самое главное, что цель оказывается доступной, после того, как я расчистил путь.

— Это было связано с Антоном Кулешовым? — догадалась Зина. — Садовой мешал в связи с этим делом?

— Возможно, — Бершадов сурово сжал губы. — Скажем так: Садовой влез туда, куда ему не следовало лезть, и здорово мне мешал. Я принял решение прекратить его деятельность.

— А заодно прекратил деятельность очень многих людей, — не сдавалась Зина.

— Да, это так. К чему отрицать очевидное? Но это мелочи. Есть вещи более важные. И сейчас тебе лучше об этом не знать.