АНОНИМУС - Дело Черных дервишей

– «Сергей поп, Сергей поп, Сергей дьякон и дьячок; пономарь Сергеевич и звонарь Сергеевич!»

С этими словами светлое будущее страны Советов благополучно скрылось за поворотом.

– Мне кажется, это должна быть песня, – заметил Нестор Васильевич, задумчиво глядя вслед детям.

Загорский с Ганцзалином прошли мимо частной продуктовой лавочки, в дверях ее стоял хозяин, толстый, с апоплексическим красным лицом человек. Он глядел на них угодливо и заискивающе, а когда стало совершенно ясно, что клиенты идут мимо, воскликнул с отчаянием в голосе:

– Чего желаете-с?

Ганцзалин, не любивший торговцев, нахмурился было, но Нестор Васильевич опередил его, благожелательно спросив:

– А что у вас есть, любезный?

– Для вас – все, – отвечал лавочник, – все, что душа пожелает. Прошу зайти и убедиться самолично.

Загорский кивнул и зашел в лавку. Ганцзалин плелся следом и бубнил, что не затем они проехали несколько тысяч верст, чтобы по магазинам шастать.

В лавочке действительно было все, чего душа пожелает, и даже более того: ветчина, колбасы, сосиски, красная и черная икра, разнообразные вина, конфеты, шоколад…

– Да, – сказал Нестор Васильевич, озирая представившееся их глазам великолепие, – все-таки великое дело – новая экономическая политика. Купить можно все, были бы деньги.

– Очень это вы верно заметили, – подхватил торговец. – мы не какие-нибудь государственные, у нас все для чистой публики. Вот-с, осмелюсь предложить, наш фирменный товар – итальянское мороженое. Вкус просто божественный!

Загорский заколебался.

– Берите, не сомневайтесь, – шепнул хозяин. – А слухам не верьте!

– Каким еще слухам? – недружелюбно спросил Ганцзалин.

– Распускают тут некоторые, – сердито отвечал торговец. – Что будто бы в Италии им ослов кормят. Подумайте, какое невежество! Мороженым – ослов!

Нестор Васильевич засмеялся: да нет, он конкуренции с ослами не боится. Просто по такой жаре – и мороженое. Не испортилось ли? Лавочник сделал обиженное лицо: не извольте беспокоиться, у нас все на леднике. И он с гордостью подвел Загорского к большому шкафу, изнутри обитому цинком – между стенками был уложен лед, а сам ледник источал благодетельную прохладу.

Загорский кивнул и взял сразу две порции – себе и Ганцзалину. Они попрощались с торговцем и двинулись по Обуховской дальше, откусывая небольшие кусочки фруктового льда.

Очень скоро они добрались до Обуховского сквера, откуда брал начало нужный им Сухаревский тупик. Здесь дорогу им неуклюже перебежал невысокого роста блаженный с плоским монгольским лицом и заведенными вверх глазами. Блаженный бормотал что-то быстро и неразборчиво, Ганцзалин разобрал только слово: «убили!». Он подумал, что явление безумца – дурная примета, но хозяину ничего не сказал, чтобы не огорчать без нужды.

Чем ближе они подходили к дому старинного егоринского приятеля, тем сосредоточеннее становился Нестор Васильевич.

– Волнуетесь? – покосился на него помощник.

– Нет, с чего ты взял? – удивился Загорский, а у самого меж тем легла между бровей напряженная морщина. Подумав, спросил: – Тебе не кажется, что мы как-то ужасно долго добираемся до цели? Как будто кто-то не хочет нас пускать…

Ганцзалин промолчал: он-то сразу знал, что надо было до конца ехать в пролетке, а хозяин зачем-то отпустил извозчика. Тряско, конечно, не без того, но все лучше, чем на своих двоих.

Наконец они добрались до дома, где жил штабс-ротмистр. Двор был совершенно пуст, только стояла неподалеку женщина в парандже, закрывающей лицо. Загорский спросил ее, здесь ли живет Сергей Иванович Беликов, женщина молча кивнула на дом.

Они вошли. Дверь беликовской квартиры оказалась обшарпанной и такого странного цвета, что менее решительный человек вряд ли бы даже осмелился в нее постучать. Однако Загорскому решимости хватало и на куда более рискованные предприятия. Он поставил чемодан на пол и постучал. Внутри все было тихо. Загорский подождал и стукнул сильнее. Неожиданно дверь медленно раскрылась сама собой.

Нестор Васильевич и Ганцзалин обменялись быстрым взглядами. Кивнув помощнику, чтобы оставался пока за порогом, Загорский осторожно вошел в комнату. Спустя пару секунд Ганцзалин услышал сдавленный вскрик.

Ганцзалин ворвался в комнату и окаменел. Под потолком, вывалив посиневший язык, качался на веревке удавленник…

Тело Беликова еще не остыло, но проводить реанимацию было поздно – веревка сломала шейный позвонок. Вытащив покойника из петли, они положили его на узенькую вдовью кровать, стоявшую здесь же, в углу комнаты.

– Как же так, – сказал Ганцзалин растерянно, – почему?

– Что – почему? – рассеянно спросил Нестор Васильевич, оглядывая весьма скромную обстановку комнаты: кровать, сундук, платяной шкаф.

– Почему самоубийство? – повторил Ганцзалин.

Загорский поморщился: наивность помощника превосходила все мыслимые пределы. Если бы это было самоубийство, рядом бы обнаружился стул, на который влезал несчастный штабс-ротмистр, чтобы приладить веревку (Нестор Васильевич по старой привычке звал своего друга штабс-ротмистром, хотя тот уже давно было полковником). Но ни единого стула или хотя бы какого-нибудь ящика поблизости не имелось. Следовательно, штабс-ротмистр был убит и только потом повешен, чтобы скрыть следы убийства. Другой вопрос – почему все-таки Беликова убили? Никаких ценностей у него, очевидно, не было, если не считать за ценность тот самый дневник великого князя, благодаря которому штабс-ротмистр надеялся вылезти из нищеты…

За спиной легко скрипнула дверь. Они быстро обернулись. На пороге стояли два милиционера – один высокий, молодой еще, широкоплечий, с тонкой талией, другой постарше, низенький, плотный, коричнево-розовый, словно сарделька. Из-за спины у высокого выглядывала женщина в парандже, которую они видели десять минут назад во дворе.

– Это они, – сказала женщина, тыча пальцем в Загорского. – Они спрашивали, дома ли.

– Здравия желаю, граждане, – широкоплечий деловито вытащил из кобуры наган и наставил его на Загорского. – Старший оперуполномоченный уголовного розыска Сергей Ескин. Какими судьбами у нас?

Разговор со старшим оперуполномоченным и его напарником Сарделькой, как окрестил того Ганцзалин, не занял много времени. Точнее сказать, вообще никакого времени не занял. Милиционеры изъяли у Ганцзалина и Загорского документы, после чего они все вчетвером отправились в угрозыск, находившийся тут же неподалеку. Женщина в парандже куда-то исчезла, да, видимо, в ней и не было теперь особой необходимости: картина преступления милиционерам и так была ясна. Двое московских гастролеров из шкурных побуждений убили старика, тихо доживавшего свои дни в Сухаревском тупике.