Алан Гордон - Шут и император

Вода в баню поступала из проложенных в стенах труб, соединявшихся с акведуком Валента, и подогревалась по пути с помощью печей, которые целый день обслуживало множество рабов. Главный банный зал вполне мог вместить несколько сотен человек. В центре бассейна находилась платформа с ведущим к ней мостиком.

— Вон там вы и будете выступать, — сказал Генрих, показывая на эту платформу, — после того как отыграют наши музыканты. Парни мои все понимают по-гречески, но неплохо будет, если вы сможете порадовать их английскими или датскими песнями.

— Ладно, нам знакомы оба языка.

Музыкантами оказались сплошь женщины, и их миловидный квартет мог доставить куда больше удовольствия, чем божественные статуи. Одеждой они себя не слишком обременяли, их легкие туники были настолько прозрачными, что почти не оставляли места для воображения, и это, судя по всему, всех устраивало. Юные музыкантши пробежали по мостику и устроились на сцене. Потом, взяв инструменты, они завязали себе глаза. Нужно же было сохранять благопристойность.

— На редкость хороши, — заметил Генрих, когда они начали играть. — И играют тоже неплохо.

— Они побуждают нас вспомнить, что слово «музыка» означает искусство муз, — похвалил я.

По звуку фанфар распахнулись входные двери, и в зал маршем вошел отряд варягов в полном боевом снаряжении. Поблескивая секирами, отражавшими факельный свет, они выстроились в ряд вокруг бассейна. По команде Генриха все разделись и за считанные секунды сложили вещи рядом с собой в одинаково аккуратные кучки. В ожидании следующей команды обнаженные воины замерли на краю водоема.

Я искоса глянул на Клавдия. Его почему-то вдруг жутко заинтересовали заусеницы на левой руке, и он старательно разглядывал их.

— Да здравствует император Алексей Комнин! [18]— провозгласил Генрих.

— Да здравствует Алексей, наш владыка и благодетель! — хором взревели они.

— Приступить к купанию! — приказал Генрих, и с веселым гиканьем и плеском его солдаты нырнули в воду.

Воинское подразделение вдруг превратилось в озорных мальчишек, скачущих, плавающих наперегонки и осыпающих фонтанами брызг миловидный квартет. Увлажнившись, шелковые туники прилипли к женским телам и стали почти невидимыми, каковое обстоятельство вызвало непристойные мужские шуточки и смех. Артистки стойко продолжали играть, умудрившись не сбиться с ритма, несмотря на внезапный потоп. Вода отнюдь не улучшила звучание арф, но их дребезжание явно устраивало мужчин.

— Эй, парни, не забудьте хорошенько вымыться, — крикнул Генрих, присоединяясь к остальным.

Теперь, когда он тоже разделся, мы заметили, что по части шрамов он превзошел всех.

Симон, пристроившись на скамье у стены, наполнял кружки вином с такой скоростью, что я разволновался, хватит ли на всех четырех бочек. Меня особенно волновало, останется ли вино к концу нашего выступления. Этот виночерпий чувствовал себя как рыба в воде, болтая с солдатами и приветствуя почти каждого по имени.

Через какое-то время Генрих подал нам знак к началу представления. Я прошел в центр сцены.

— Привет вам, доблестные варяги! — крикнул я. — В честь ваших достославных традиций я решил прочитать вам одну героическую сагу, которая восходит к временам зарождения наемных дружин в северных краях. Это очень длинная история. Наверное, ее исполнение займет так много времени, что в конце кое-кто из вас захочет вымыться еще разок. Из бассейна донесся одобрительный гул мужских голосов. Я величественно взмахнул рукой.

— Жил некогда славный король Олаф, — напыщенно произнес я, и они расхохотались, когда меня вдруг треснула по голове неизвестно откуда прилетевшая дубинка.

Я гневно обернулся, но не обнаружил виновных.

— Поистине, господа, — начал я выговаривать им. — Неужели вы не имеете никакого уважения к культурному наследию? Итак, я начну сначала. Жил некогда славный король Олаф, и его заморские походы…

Меня ударила вторая дубинка. Я развернулся. Клавдий стоял с самым невинным выражением лица, держа руки за спиной. К бурной радости купающихся зрителей, я продолжал тщетно выглядывать обидчика.

— Отлично. Попробуем в последний раз, — предупредил я их. — Когда король Олаф…

Я обернулся и подхватил на лету очередную дубинку. Клавдий замер на стадии завершения броска.

— А-а, так значит, это ты решил подшутить надо мной! — фыркнул я. — Ну, берегись же.

Я бросил в Виолу дубинкой. Она приняла ее и еще быстрее вернула мне.

Подобрав две валявшиеся у моих ног дубинки, я последовательно послал их ей. Она поймала их и, вернув мне, добавила еще три, после чего мы приступили к нашему обычному номеру. Солдаты одобрительно захлопали.

— Клавдий, друг мой, по-моему, мы что-то забыли, — крикнул я.

— Чего ж нам не хватает, Фесте? — удивилась она.

— У этих варягов есть правило завязывать глаза своим гостям.

— А нам-то что?

— Да ведь они наверняка поступают так из-за того, что произошло с несчастным Актеоном.

— Наверняка, — с умным видом поддакнула она, потом помолчала, скорчив озадаченную физиономию и от растерянности перестав жонглировать. — А кто такой этот Актеон?

— Это же великий охотник. И он, согласно греческим мифам, умудрился подсмотреть божественную красоту Артемиды во время купания. Да вон, гляди, она стоит там, — сказал я, показывая на статую с необычайно пышными формами и ловко продолжая жонглировать одной рукой.

Виола взглянула на указанную мной статую.

— Ишь ты какая, — восхитилась она. — Неудивительно, что ее выбрали богиней.

— Вряд ли в те времена проводились какие-то выборы, — сказал я, продолжая для разнообразия жонглировать дубинками за своей спиной.

— Так значит, она купалась обнаженной и вдруг увидела этого охотника. Держу пари, я знаю, что произошло дальше, — с вожделением произнесла она.

Послышались одобрительные возгласы.

— А я держу пари, что не знаешь. Она ведь была одной из богинь-девственниц.

— Ну, уж конечно, — иронически хмыкнул Клавдий. — Этим она, небось, просто завлекала Актеона.

— Но это истинная правда. И, разгневавшись, оттого что ее застали обнаженной во время купания, она превратила несчастного охотника в оленя, решив сама поохотиться на него.

Мы совсем перестали жонглировать. Клавдий потрясенно таращился на меня. Потом подбежал к статуе Артемиды и отвесил ей звонкую пощечину. Солдаты захлопали в ладоши, а потом начали хохотать, когда он, подвывая от боли, схватился за руку.

— Как бы не случилось того же с нашими купальщиками! — крикнула Виола. — Эта компания воинственно настроенных охотников, похоже, с удовольствием пожирает глазами ее божественные прелести.

— Я все-таки предпочитаю проявить осторожность, — сказал я.