Михаель Пайнкофер - Братство рун

— Ты имеешь в виду древнюю языческую веру? — спросила Гвенн осторожно. — Эти люди такие же, как ты?

— Нет, не как я, — зашипела на нее Кала так резко, что Гвенн снова отшатнулась от нее в сторону. — Другие, дитя мое. Их мысли полны мрачных помыслов и злых намерений. Они подчиняются темным рунам, а не светлым, и их искусство древнее всего, что ты или я можем представить себе.

Кала понизила свой хриплый голос до шепота, и Гвеннет почувствовала, что дрожит всем телом. Был ли тому причиной туман, пробравшийся сквозь ее платье? Или неопределенный страх, который внезапно закрался ей в душу?

— Тогда я должна предостеречь Дункана, — сказала она немного беспомощно. На что Кала только рассмеялась. — Ты думаешь, что сумеешь? Ты думаешь, что он послушается тебя? Ты думаешь, что у тебя с твоей юностью и неопытностью есть возможность бороться против силы, которая гораздо старше и коварнее тебя? Твой так и не услышанный голос потонет в буре, которая грядет. Я могу только предостеречь тебя.

— Но если это все правда, что ты говоришь, то Дункан подвергается большой опасности.

— Грозит ли костер опасностью единственной искре? Твой брат не ведает, что творит. Печаль о вашем отце и гнев на англичан ослепили его. Печаль и ярость — плохие советчики для молодого человека. Он верит, что действует в духе отца, но в действительности он делает только то, что требуют от него его советчики. Он станет тем, кто предаст Храброе Сердце и позаботится о том, чтобы его судьба была решена.

— Почему ты тогда не предостережешь Уоллеса?

— Потому что я еще не знаю, откуда грозит опасность, дитя мое. Руны открыли мне судьбу Уильяма Уоллеса. Жестокой и горькой будет она, если твой брат и его новые друзья добьются успеха. Но я не знаю еще, где и когда состоится позорное предательство, потому что руны открыли мне не все.

— Почему ты рассказываешь мне обо всем? — спросила Гвенн. — Что общего у меня с планами моего брата?

— Ты из рода Ратвенов, как и он. В тебе течет та же кровь, и ты тоже несешь ответственность за ваш клан. Ты не должна допустить, чтобы твой брат взял эту вину на себя. Иначе клан Ратвенов будет проклят на веки вечные. Но еще есть надежда.

— Надежда? На что?

— На спасение, дитя мое. У тебя одной в руках ключ к нему. Мужчины часто начинают такие дела, последствия которых они не учли, и ради славы они мoгут освободить от оков темные силы. Спасение от тьмы, которая грозит нам всем, может принести только женщина, и руны назвали твое имя, Гвеннет Ратвен…

Сэр Вальтер не терял времени. Как он и заявил профессору Гэнсвику, на следующее утро он и Квентин появились в библиотеке университета Эдинбурга и попросили получить доступ в отдел неполных документов.

Библиотекари — мужчины с серой кожей, вдыхающие пыль и боящиеся дневного света, сначала не хотели уступить желаниям Скотта. Когда же они узнали, какой высокий и знаменитый гость посетил их залы, они быстро изменили свое мнение. С предупредительной вежливостью Квентин и сэр Вальтер были проведены по крутым ступенькам в удаленное подвальное помещение со сводами. В вытянутом помещении без окон протянулись ряды полок, на которых хранились тысячи рукописей, — частично на пергаменте, частично на бумаге, — скрепленных, разрозненных и свернутых в свитки.

Библиотекарь спросил, ищет ли сэр Вальтер что-то определенное и может ли он быть ему полезен, но сэр Вальтер от всего отказался и пожелал, чтобы его оставили одного с племянником, после чего человек с готовностью удалился восвояси.

— Здесь все выглядит как в библиотеке в Келсо, — сделал заключение Квентин, держа лампу так, чтобы осветить одну сторону длинного свода. Подвал был просторным, и дальний конец потонул в темноте.

— С той разницей, что местные библиотекари, кажется, придают меньшее значение своим древним сокровищам, — добавил презрительно сэр Вальтер и огляделся по сторонам. В помещении был влажно, толстый слой плесени покрывал стены и потолок. Было видно, что письменное слово прошедших поколений здесь было обречено на забвение и разрушение, что вызвало боль в душе у писателя.

— Очевидно, ученым университета мало дела до сохранности этих документов, — выразил свое предположение Квентин.

— Или не хватает кадров, чтобы просмотреть их все и внести в каталог. Слишком долго мы предоставляли самому себе завещание нашего прошлого. Напомни мне, чтобы я распорядился оказать щедрое пожертвование попечительскому совету библиотеки. Нужно устранить этот беспорядок.

— Почему? — спросил Квентин с некоторым беспокойством и наивностью. — Почему это так важно — заниматься прошлым, дядя? Разве будущее не должно интересовать нас больше?

— Ты будешь утверждать, что плоды на яблоне важнее, чем ее корни? — ответил вопросом сэр Вальтер?

— Ну, яблоко я могу съесть, ведь верно? Они насытят меня.

— Что за глупый ответ! — Сэр Вальтер покачал головой. — На короткое время яблоки наполнят твой желудок, но дерево не принесет больше плодов. Подрубить корни значит потерять плоды. История — это нечто живое, мой мальчик, точно как дерево. Она цветет и растет за счет того, чем ее питают. Если мы потеряем из виду наше прошлое, то мы потеряем и наше будущее. Если мы все же будем регулярно изучать ее, то осознаем, что следует избегать повторять ошибки предыдущих поколений.

— Меня это убедило, — признался Квентин и обошел полки, забитые доверху скрученной бумагой и пористым пергаментом. — Но только как мы намереваемся отыскать во всем этом беспорядке документ, о котором говорил профессор Гэнсвик?

— Хороший вопрос, мой мальчик. — Сэр Вальтер обернулся к другому концу комнаты, где царил не меньший хаос. — Если бы добрый профессор дал бы нам хотя бы подсказку, где нам следует искать этот отрывок. Но он и сам случайно нашел его и не придал этому документу особого значения. Итак, нам ничего не остается иного, как обыскать здесь все систематически.

— Систематически, дядя? Ты имеешь в виду… мы должны пересмотреть все эти рукописи?

— Нет, не все, племянник. Ты забываешь, что говорил профессор Гэнсвик о рукописи на бумаге. Пергамент и папирусы, которые хранятся здесь, сразу исключаются. Нам нужно просмотреть только папки с отрывками и неразобранные рукописи.

— Разумеется, — вставил с редкой дерзостью Квентин. — Это может быть добрая пара тысяч, не так ли?

— Иногда, мой дорогой племянник, я действительно спрашиваю себя, какое соотношение крови твоих предков течет в твоих жилах. Скотты отличались всегда отменным оптимизмом и деятельной силой. Они не боятся работы, пусть даже ее будет много.

Квентин больше не перечил. Его дядя умел как никто другой убеждать его делать то, от чего бы он обычным образом отказался. Упоминание семьи было ловким трюком, который разгадал Квентин, но от чувства ответственности, неожиданно появившегося у него, он не сумел избавиться.