АНОНИМУС - Камень погибели

Ганцзалин хмыкнул: странно, что этот монах до сих пор всю братию не перерезал, он же ненормальный.

– Напрасно ты так, – отвечал хозяин укоризненно, – ему и без того не позавидуешь. Ты сам знаешь, как в Китае относятся к карликам и людям с уродствами.

Ганцзалин проворчал, что можно быть карликом, но не быть при этом дьявольской тварью.

– Можно, – согласился Загорский, – хотя и трудно. Однако речь не об этом. Дело в том, что Цзяньян знает не только тибетский язык, но и все тибетские порядки, не исключая монастырских. Благодаря родству с видным ламой ему в Лхасе открыты многие двери, а это сейчас очень важно.

Несмотря на все уговоры, Ганцзалин решительно заявил, что бесовским карликам веры нет и что Цзяньян-гоче – наверняка соглядатай. Вполне вероятно, согласился Загорский, но придется терпеть, потому что другого выхода нет. Однако, по мнению Ганцзалина, выход был – и выход отличный. Надо было не мешкая прибить тибетца.

– Спешить не будем, – охладил его Загорский. – Если ты прибьешь брата Цзяньяна, Юань Шикай не заплатит мне гонорар.

– Да он и так не заплатит, не верю я этой хэна́ньской [20] Провинция Хэнань – родина Юань Шикая. Жители ее славятся своей хитростью и лукавством. лисе.

– И тем не менее. Нельзя воевать со всем миром, надо искать союзников, где только возможно.

Между тем карлик допил чай и успел поссориться с кем-то из учеников мастера Тай Цзюня. Собрав вокруг себя толпу, он истошно кричал, доказывая, что мечом так не работают.

– Должна быть единая объединяющая сила от пятки до кончика меча! – надрывался он. – А вы машете, как будто мух гоняете. И еще имеете наглость зваться школой ушу! Вы не воины, а отбросы, я побрезгую на вас даже плюнуть.

Молодые люди смотрели на него, остолбенев, только мастер Тай Цзюнь тихонько посмеивался в куцую бородку. Один из парней, снисходительно улыбаясь, протянул свой меч Цзяньяну-гоче и сказал:

– Ну, монах, покажи нам, дуракам, как нужно рубить мечом!

Карлик оскалился, бросил свой посох, схватил меч и начал так им вертеть, что едва не оттяпал насмешнику ухо. Тот, зажимая ладонью раненую щеку, под общий хохот скрылся в доме. Нестор Васильевич сказал Ганцзалину, что пора уводить карлика, иначе мастер Тай Цзюнь недосчитается некоторых своих учеников.

Но просто покинуть дом мастера было недостаточно. Следовало как-то примирить Ганцзалина и тибетца, и Загорский решил повести их в харчевню. Ганцзалин, конечно, только что подкрепился, но какой китаец откажется пообедать второй раз, да еще бесплатно? Если и найдется таковой, то нет никаких сомнений, что соотечественники проклянут подобного извращенца, а небо лишит его наследников.

Шли они не торопясь, карлик со своим посохом пыхтел за ними и все равно вынужден был почти бежать, чтобы не отстать слишком сильно.

– Какой прок от такого проводника? – оглянувшись, хмуро сказал Ганцзалин. – Мы будем ползти, как улитки.

Хотя сказано это было негромко, карлик все равно услышал. Большегубый рот его злобно искривился, круглые, лишенные ресниц глаза сощурились от ненависти.

– Да я могу двигаться в два раза быстрее вас! – крикнул он.

В следующий миг он щелкнул пряжкой на своем посохе, и оказалось, что тот состоит из двух одинаковых палок с поперечинами посередине. Таким образом, в руках у карлика образовалось что-то вроде импровизированных ходуль. Он вскочил ногами на поперечины и с необыкновенной ловкостью побежал вперед, оставив далеко за спиной Загорского с Ганцзалином.

– Ловко, – оценил Нестор Васильевич. – Как видишь, брат Цзяньян не так прост, как может показаться.

– Как раз это мне и не нравится, – пробурчал Ганцзалин.

Обед, однако, прошел довольно мирно. Ганцзалин и карлик беспрерывно подначивали друг друга, но бесовской тварью и черепашьим яйцом никто уже никого не называл. Загорский посчитал это добрым знаком и большим достижением своей миролюбивой политики. В конце обеда карлик даже признал, что хуэй, конечно, страшные мерзавцы, но до ханьцев им далеко. Ответную любезность провозгласил Ганцзалин, который заметил, что до встречи с братом Цзяньяном он полагал, что всех тибетцев следовало бы публично вздернуть на вратах Чжаотаймэ́нь, но теперь считает, что довольно с них и обычной виселицы.

– Я рад, друзья мои, что вы нашли общий язык, – сказал Нестор Васильевич.

Они с Ганцзалином выпили за вновь родившуюся дружбу. Карлик тоже поднял чашу вместе с ними, но вино пить отказался.

– Вина не пить, женщин не знать, мяса не есть – что у тебя за жизнь? – насмешливо спросил Ганцзалин.

– К мясу я не притрагиваюсь, но для тебя сделаю исключение – зажарю и сожру, – свирепо огрызнулся Цзяньян-гоче.

Видя, что обстановка снова накаляется, Загорский поторопился спросить у карлика, что значит его имя – Цзяньян-гоче?

– Визгливый надоеда с лошадиным черепом – вот что оно означает, – проявил знание тибетского Ганцзалин.

Но карлик, не обратив на него внимания, неожиданно спокойно объяснил Загорскому, что «Цзяньян» значит «чудесный звук», а гоче – «большая голова». Таким образом, его прозвище можно перевести как «чудесные звуки мудрости».

– Как ты звучишь, это уже сейчас ясно, а какой из тебя мудрец, увидим в ближайшее время, – пробурчал Ганцзалин.

Но Загорский прервал назревавшую перепалку и сказал, что пора наконец осмотреть место происшествия.

– Разумеется, спустя два года никаких следов там не найти, но общая обстановка может нам кое-что подсказать. В каком именно месте Юнхэгуна хранился алмаз? – спросил он у тибетца.

Карлик пожал плечами: это тайна, о которой знают всего два человека – настоятель монастыря и Далай-лама.

– Почему же Далай-лама, – удивился Нестор Васильевич, – ведь Юнхэгун – резиденция Панчен-ламы?

Карлик отвечал, что «Слеза Будды» – не просто духовное сокровище, но и вещь, влияющая на дела государства. А все государственные дела проходят по ведомству Далай-ламы, который совмещает в себе религиозный авторитет и власть главы государства.

Загорский кивнул: Юань Шикай тоже считает, что алмаз находится в Лхасе, а не у Па́нчен-ламы в Шигатзé.

– Ну, что ж, – сказал он, подытоживая разговор, – Далай-лама далековато – спросим у настоятеля.

И они отправились в Юнхэгун. От озера Хоуха́й, рядом с которым они обедали, до монастыря тибетских лам было недалеко. Однако карлик потребовал рикшу.

– Здесь совсем рядом, двадцать минут пешего ходу, зачем тебе рикша? – насмешливо спросил Ганцзалин.

– Это для вас двадцать минут, а для меня – в два раза дольше, – сварливо отвечал Цзяньян-гоче.

– Да ты на своих ходулях бегаешь в два раза быстрее нас, – заметил ему Ганцзалин.

– Ходули для дела, а не для прогулок, – огрызнулся брат Цзяньян. – Когда я на ходулях, на меня все пялятся, думают, что приехал бродячий цирк. Не хочу я быть развлечением местной черни.