Евгений Новицкий - Смертельный дубль

В конце съемочного дня, как и было условлено, Виолетта Ветлугина покинула шестой павильон в числе прочих актеров и персонала.

Через пятнадцать минут она вернулась обратно, где ее поджидал потирающий от нетерпения руки Роман Войномиров.

– Виолетта, лапуля моя, как долго я тебя ждал! Весь день только об этом и думал, а время, как нарочно, так медленно тянулось!.. – Эти слова режиссер перемежал пылкими, почти яростными поцелуями в губы, лицо и шею Ветлугиной.

– Ну что ж вы, Роман Ихти… То есть просто Роман! Что ж вы так сразу-то… набрасываетесь прямо? – смущенно залепетала актриса, пытаясь отстранить от себя жаждущего режиссера. – Давайте не так… сразу. Пожалуйста! Мы же с вами впервые наедине остались…

– Да мне просто не терпится, дорогая моя! – восторженно взвыл Войномиров, но тут же взял себя в руки. – Однако ты, конечно, права, прости. Для начала, само собой, посидим и так далее. Вот я вино приготовил. Как тебе красное?

– Красное – ничего, – равнодушно отозвалась артистка, поправляя платье.

– Чудно! – просиял режиссер. – Сейчас разолью… Вон у нас тут и столик, и стулья – все чин по чину…

Он убрал ширму, за которой действительно скрывался небольшой стол и два стула. Вытащив из лежавшей здесь же сумки бутылку вина, два бокала и штопор, Войномиров принялся откупоривать сосуд. Поразмыслив и на секунду отложив это дело, режиссер достал из сумки и поставил на стол бутылку водки – уже немного початую.

Ветлугина тем временем стала оглядываться в поисках зеркала. Найдя его, она поспешила причесаться, однако не успела даже мельком увидеть свое отражение. Кто-то вдруг оказался сзади и схватил ее за лицо ладонью, в которой была смоченная чем-то тряпка. Артистка смертельно перепугалась, но не успела и пикнуть, как тут же потеряла сознание, вернее – моментально заснула.

Усыпивший ее злоумышленник бесшумно оттащил обездвиженное тело за ближайшую декорацию. Все это произошло в какие-нибудь полминуты.

Войномиров тем временем уже разлил по бокалам вино и разложил на столике закуску: икру, сыр, колбасу, огурцы. Все это было нарезано и распределено по тарелкам за ту четверть часа, пока он дожидался Ветлугину.

– Виолетточка! – на весь павильон пропел Войномиров. – Прошу к столу!.. Где ты, радость моя? – Режиссер вышел из-за ширмы и оглянулся по сторонам. – Душенька, ты что, спряталась от меня? Ну, полно, не дурачься, выходи!.. Виолетта, ну я уже себя не контролирую! Еще минута – и я разорвусь от страсти! Ты же не желаешь смерти своему любимому режиссеру?.. Право, товарищ Ветлугина, это не смешно! У тебя, ты сама знаешь, нет лучшего друга, чем я! А ты со мной так обращаешься… Не мы ли еще вчера клялись с тобой в вечной симпатии и дружбе?.. Виолетта!

Войномиров, казалось, упивался собственной речью и не слишком усердно искал в павильоне Ветлугину, ожидая, что она вот-вот сама откуда-нибудь выйдет, чтобы со смехом и горячими извинениями кинуться ему на шею. Однако этого не происходило. В конце концов режиссер обиделся.

– И после такого ты все еще будешь утверждать, что мы – друзья? – выкрикнул он на весь павильон.

– Враги! – вдруг услышал он приглушенный, жуткий и, главное, мужской голос.

Войномирову моментально стало не по себе.

– Кто здесь? Кто?! А ну, выходите! Выходите сейчас же! – К досаде режиссера, все эти слова у него получилось произнести не приказным, а испуганным и каким-то даже жалким тоном.

– Враги! Давно ли друг от друга их жажда крови отвела? – задекламировал тот же неприятный голос, а через секунду режиссер увидел и его обладателя.

Из-за декораций вышел высокий человек в цилиндре и черной шубе до пят. Медленно надвигаясь на Войномирова, он продолжал свою декламацию:

– Давно ль они часы досуга, трапезу, мысли и дела делили дружно? Ныне злобно, врагам наследственным подобно, как в страшном, непонятном сне, они друг другу в тишине готовят гибель хладнокровно…

– Что это значит? – вытаращился на подходящую к нему фигуру Войномиров, невольно отступая при этом назад.

– Не засмеяться ль им, пока не обагрилась их рука, – продолжал тем временем человек в цилиндре, – не разойтиться ль полюбовно?.. Но дико светская вражда боится ложного стыда.

– Да что за балаган вы здесь устроили? – наконец немного осмелел режиссер. – Виолетта! – крикнул он куда-то в сторону. – Выходи, не бойся. Это просто какой-то… пьяный. Сейчас мы с тобой выпроводим его отсюда!

– А один, значит, боитесь не справиться? – вдруг усмехнулся мужчина в шубе, остановившийся в нескольких шагах от Войномирова. – Так, Роман Иринархович?

– Да я и один… – пролепетал было режиссер, но вдруг осекся. – Позвольте, так вы меня знаете? Вы кто?

– Не узнаете? – усмехнулся мужчина, после чего размашистым жестом сорвал с головы цилиндр. – А теперь?

– Так, так, – всмотрелся Войномиров и через секунду вытаращился на незваного гостя еще сильнее. – Т-топорков? Актер Топорков, да?! Какая, помилуйте, неожиданность…

– Да уж, конечно, – иронически протянул Топорков. – Вы, верно, не ожидали меня увидеть после тех бесцеремонных, с позволения сказать, кинопроб, которые вы мне однажды устроили… Я дивлюсь, что вы меня вообще сейчас узнали…

– Узнал, не сомневайтесь, – без страха сказал Войномиров. Он понемногу успокаивался. Мысль о Баклажанове и его участи сейчас даже не приходила ему в голову, так что он не видел в Топоркове никакой для себя опасности. Подумаешь, жалкий сумасшедший актеришка пожаловал качать права… Как пришел, так и уйдет… – Однако что же вы хотите? – уже почти высокомерно спросил режиссер, которого начинал по-настоящему раздражать визит, кажется, действительно пьяного лицедея.

– Я хочу рассчитаться, – холодно пояснил Топорков.

– Рассчитаться? – пожал плечами Войномиров. – Помилуйте, вы мне ничего не должны… – Режиссер издал смешок, показывая тем самым, насколько нелепо выглядит сейчас Топорков со своими ужасными декламационными завываниями и непонятными счетами.

– Вы мне должны, – отрезал актер.

– Что вы говорите! – всплеснул руками Войномиров. – Что-то я не помню, чтоб как-либо у вас одалживался…

– Вы отказали мне в роли, – металлическим голосом продолжал Топорков. – В числе многих прочих. И тем погубили меня.

– Погубили? – брезгливо переспросил режиссер. – Да что вы из себя здесь корчите? Подумаешь, роль ему не дали… Нет, я понимаю, обидно, конечно, но надо же себя сдерживать, милостивый государь! А у вас, судя по всему, ни малейшего представления о собственной чести и достоинстве… Пришли сейчас сюда, да еще в такой час, и даже как будто не понимаете, как вы в этом положении жалки… Ну, пойдите еще на паперти подаяния просить, коли вы у нас такой несчастный – роли не можете получить… Тьфу ты! – Войномиров даже скривился от переполнявшего его отвращения к убогому визитеру.