Юлия Ли - После маскарада

– В гипнозе требуется к каждому пациенту свой подход, здесь все индивидуально. И на самом деле не все так просто и волшебно. Существуют и критика, и сопротивление внушению, и видов гипноза, и способов гипнотизации – множество. Наш случай – это какая-то ошибка, которую мы попробуем изучить. Чаще всего, чтобы ввести человека в транс, используют особый сигнал, нарабатываемый, подобно новому рефлексу, не за один сеанс. Каждого пациента погружают в сон или пробуждают по-разному в соответствии с особенностями его психики. Иногда достаточно помахать перед глазами блестящим молоточком, чтобы пациент заснул. Но чаще наработать засыпательный рефлекс бывает не просто. Эта связь между врачом и пациентом тоже называется «раппорт», который достигается словом или каким-либо условленным заранее сигналом, повторяемым едва ли не тысячу раз.

– Создающим общее торможение коры головного мозга? Я читал у Бехтерева…

– И торможение, и возбуждение, и не только коры. А потом уже, когда оно – действие или слово, как в случае с нашим свидетелем, манипуляция с часами… – Грених сильно зажмурился, будто переживая приступ головой боли, опять вспомнив, что часы принадлежали брату, – прочно осядет в подсознании, достаточно произнести это слово или звук, или воспроизвести нечто еще, заранее условленное, и в мозгу гипнотика срабатывает сложный механизм репродуктивно-сочетательной деятельности внешних центров, и он тотчас же выполняет заложенный гипнотизером приказ, не будучи при этом в трансе, но и не осознавая своих действий.

– Вот это есть раппорт, получается? – Петя карандашом, который успел вынуть из-за уха, почесал короткие светлые волосы. – Мистика… Все равно для меня это мистика, не понимаю, хоть пристрелите!

– Таким образом французский клиницист-невролог Шарко, использовавший гипноз в прошлом веке, заложил в одном из своих пациентов привычку засыпать, едва его домашние часы пробьют десять, – продолжил Грених, шагая размеренной походкой и одновременно лихорадочно строя план, с чего начать собственное дознание. – Но нужно было оказаться в десять дома, чтобы услышать бой часов, иначе пациенту не уснуть. Так Шарко лечил его от бессонницы. Однажды пациент явился с визитом к каким-то из своих родственников, и в гостиной, к его удивлению, висели такие же часы, как и в его собственной.

– И он заснул, когда часы стали бить десять? – с придыханием воскликнул стажер.

– Представляете, да.

Они остановились под аркой особняка, занимаемого Губсудом.

– Хм, – Петя призадумался и глубокомысленно изрек: – Шарко – голова!

– Не только Шарко, но еще и Бред, Льебо и Бернгейм – это те, кто ввел гипноз в науку. Но вот в чем закавыка. Только один человек может быть хранителем ключей раппорта. Врач строго хранит тайну наведенного моста.

– Да, странно. Расскажи такое кому – сразу вас бы заподозрили.

– Увы, в этом и состоит проблема гипнотического метода, с которого сняли запрет и выставили на всеобщее обозрение. Если вскрыть механизм гипноза и повернуть кое-какие шестеренки, то он рискует превратиться в бомбу. Если знать, как он работает, можно осуществить вербальную и невербальную подстройку под тип дыхания пациента, голос, жесты – все, что делаем мы, и управлять им, точно куклой на веревочках. Именно поэтому до революции гипноз почти никто не использовал. После случая с доктором Ганзеном никто из врачей не желал рисковать своим добрым именем и репутацией.

Грених вздохнул, про себя добавив: «Кроме моего сумасшедшего братца, который трижды подавал ходатайство в Медицинский совет о снятии ограничений на гипнотический метод в психотерапии».

– Я никому не скажу, – горячо заверил Петя.

– Да что толку? Надо вызнать, кто это меня копировал.

Вот и наступил тот роковой день, когда эту особенность гипноза обернули против Грениха, навязали ему якобы связь со свидетелем. Причина была явно преступной, нечего обнадеживаться, хватаясь за спасительную мысль о случайности.

Он знал, что гипнотический метод, который так широко стали изучать всевозможными способами со стажерами и студентами, врачами и профессорами, когда-нибудь станет пищей для недомолвок. Но не думал, что это привлечет чей-то изощренный ум, который пожелает не то потешиться над молодыми советскими учеными, не то обернуть их стремление изучить этот метод против них же самих.

– Еще в далеком Средневековье, не говоря о евангелических временах, гипноз использовался как один из видов шарлатанства. Ходили пространные толки о животном магнетизме, флюидах, ясновидении, о телепатии – все эти понятия ввели, увы, те, кто не особенно задумывался о гипнозе как о лечебном средстве. Гритрекс, Калиостро, Гаснер, Месмер, маркиз Пюнзегюр, тот же Ганзен эксплуатировали учение гипнотизма с корыстными целями, рассматривая его лишь с коммерческой точки зрения. Имя Месмера всегда было нарицательным. Именно он впервые применил термин «раппорт» и внес некую ясность в теорию внушения.

– А что за Ганзен?

– Не помните доктора Ганзена? Да, вы еще тогда и не родились… В Петербурге он давал сеансы по 200 рублей за вечер, устраивал их с актерами, с которыми условился заранее. Был очень популярен, но его разоблачил профессор Мержеевский.

Грених помолчал, припоминая слухи о гипнотизере-неудачнике, которого позвали в круг медиков, заранее предубежденных против гипнотизма.

– Так бывает, – продолжил он после паузы, – если шарлатан, желающий обогатиться, немного медик и понимает худо-бедно суть человеческой психологии. Скажи больному то, что он желает услышать, и пациент всецело в твоей власти, он станет верить в любую несуществующую болезнь, какой угодно чуши, и тем паче устремится всем своим существом к тому, кто даровал надежду на исцеление. Это невероятная власть. В руках бескорыстного – дар, волшебство, чудо, а меркантильный подведет больного к краю могилы. Или того хуже – сотворит массовую истерию.

– Но вот в книгах Владимира Михайловича «Гипнотизм» и «Гипноз, внушение и психотерапия и их лечебное значение» все очень даже серьезно и научно изложено. Никакого шарлатанства быть не может!

– Ну а брошюрки, которых сейчас полно, в духе неомесмеризма? – Грених глянул в светлое, раскрасневшееся от возмущения лицо Пети и дернул краем рта в мягкой улыбке. Разница меж ними в семнадцать лет прощала наивность стажера. – Увы, если было бы возможно разливать людскую доверчивость во флаконы и продавать ее в аптеках, на том давно бы сколотили целое состояние. До того средство действенно! Ну что ж, нас ждет вскрытие. Прежде нужно понять, кто эти люди, а уж потом попробуем выяснить, с кем водил знакомство жилец из дома в Трехпрудном, явно с кем-то важным, раз жил один.