Евгений Сухов - Подметные письма

Скарабеев кивнул и пошел за горничной. Директора кадетского корпуса генерал-майора Борковского Виталий Ильич застал в столовой. Александр Юльевич стоял с одним из ротных командиров капитаном Сургучевым и двумя дамами и о чем-то с ними беседовал.

– Вы хотели переговорить со мной? – спросил поручик Скарабеев Александра Юльевича.

– Да, – последовал ответ генерала. – По соображениям не служебным, но личного свойства, я прошу вас, поручик, не посещать более моего дома и удалиться немедля.

Скарабеев ничего на это не ответил, молча поклонился, по-военному развернулся и ушел, глядя прямо перед собой. То, что поручик не возмутился и даже не попытался выяснить подоплеки такового с ним обращения, явно походило на признание какой-то вины. Этим уходом поручик Скарабеев вызвал еще большее негодование Александра Юльевича. Как было записано в его показаниях: " Скарабеев попросту развернулся и ушел… Каково! Ему прилюдно отказывают от дома, а он и ухом не ведет. Не протестует, не требует объяснений и не выясняет причин, что сделал бы на его месте даже самый последний лакей. Он просто уходит. Молча и без каких-либо возражений. Стало быть, ведает кошка, чье мясо съела… Уже один этот его спокойный уход после открытого оскорбления, нанесенного ему мною, в присутствии посторонних лиц, говорит о том, что именно поручик Скарабеев писал эти гадкие письма… "

Конечно, униженный отказом от дома Виталий Скарабеев пытался выяснить причины случившегося. Уже на следующий день он спросил об этом капитана Сургучева, присутствующего во время неприятной сцены.

– Я не посвящен в ваши отношения с господином генералом, – сухо ответил капитан Сургучев.

– Но должны же быть какие-то основания для того, что произошло вчера в доме генерала? – продолжал настаивать Скарабеев.

– А их разве мало? – кажется, капитан Сургучев был в значительной степени возмущен. – Ваши долги, ваша открытая связь с этой дамой полусвета Кипренской. И главное: вам приписываются анонимные письма, которые со времени вашего появления в кадетском корпусе буквально затопили семейство генерала.

– Я не намерен более выслушивать подобные подозрения, – в дерзком тоне ответил своему ротному командиру поручик Скарабеев. А потом, следуя показаниям капитана Сургучева, добавил: – Я не обязан ни перед кем отчитываться, с кем я живу и к кому испытываю симпатию. И долги – также мое личное дело. Что же касается анонимных писем, то я не способен на такую подлость.

– Так это не вы пишете все эти оскорбительные для семьи генерала письма? – недоверчиво переспросил капитан Сургучев.

– Нет, не я, – ответил Виталий Скарабеев. – Я просто подавлен такой несправедливостью. И очень удручен, что генерал столь дурно думает про меня. – После чего спросил ротного командира: – А вы как бы поступили на моем месте, дабы развеять ложные подозрения?

– Если вы невиновны, есть очень простое и действенное средство, чтобы снять с себя всяческие подозрения, – ответил капитан Сургучев. – Подавайте в суд за клевету и, тем самым, привлеките к ответственности истинных авторов подметных писем.

Как видно из показаний капитана Сургучева, поручик Скарабеев обещал подумать. Но вместо того, чтобы последовать советам своего командира, поручик предпринял иные действия, решив привести в исполнение свои угрозы, ранее заявленные в письмах.

Надо полагать, директор кадетского корпуса генерал-майор Борковский мог себе позволить занять великолепные апартаменты в самом трехэтажном здании кадетского корпуса, разместившегося в нижегородском кремле. Однако его сиятельство граф Александр Юльевич предпочел занять принадлежащий городу небольшой симпатичный особняк с мансардой, расположенный на набережной Оки. На первом этаже дома помещались сам генерал с супругой Амалией Романовной и находились зала, столовая и девичья комнаты. Второй этаж занимали Юлия и ее горничная Евпраксия Архипова. Окна их комнат выходили на набережную. Мансарду занимал лакей Борковских Григорий Померанцев. Правда, занимал – громко сказано. В мансарду он приходил спать.

Двадцать восьмого июля Александр Юльевич и Амалия Романовна, вернувшись из театра, где давали оперу Бизе "Кармен" с участием гастролирующих солистов Его Величества четы Фигнер, попили чаю и где-то в первом часу пополуночи улеглись спать. Следом за ними, заперев двери коридора, легла горничная Евпраксия, убедившись, что Юлия Александровна уже легли почивать, а стало быть, более никаких распоряжений от госпожи не последует.

То, что случилось далее, известно со слов потерпевшей и (частично) показаний свидетельницы Евпраксии Архиповой.

Во втором часу ночи чутко спящая Юлия услышала звук выдавленного стекла. Приподнявшись на своей постеле, она увидела при лунном свете, как в разбитое окно просунулась рука и отодвинула оконную задвижку. Затем окно распахнулось, и в комнату влез некто в плаще с повязанным вокруг шеи платком, закрывающим лицо до носа и ушей. Оказавшись в комнате, незнакомец заслонил собою дверь, ведущую в комнату горничной Архиповой, затем быстро обернулся и накинул на дверь крючок. Этого времени хватило, чтобы Юлия вскочила с кровати, схватила стул и заслонилась им, как щитом: девушка не закричала; не позвала на помощь, очевидно, от увиденного зрелища ее просто парализовал страх; сил чтобы позвать на помощь или просто что-то громко выкрикнуть у нее не было, как говорят в таких случаях, – отнялся язык. В минуты наивысшего потрясения такое случается.

Тем временем незнакомец с угрожающим видом стал наступать на Юлию, а затем глухо произнес:

– Я пришел отомстить!

После произнесенной фразы незваный ночной гость бешенным зверем бросился на бедную девушку, вырвал у нее стул, которым она пыталась защититься, повалил на пол, придавив своим телом, и стал ожесточенно срывать с нее ночное одеяние. Юлия как могла сопротивлялась, но силы были слишком не равны. Затем незнакомец достал из кармана плаща платок и обвязал его вокруг шеи девушки настолько сильно, что лишил ее возможности не только кричать, но даже издавать какие-либо звуки. После чего стал наносить Юлии удары по груди, животу, ногам и рукам, даже укусил за кисть правой руки. Именно в этот момент полы плаща откинулись, и Юлия заметила под ним темно-зеленый военный мундир.

– Я поклялся, что отомщу! Ваш отец позволил обращаться со мною, как с лакеем. Что ж, теперь я с вами буду обращаться, как лакей…

После этих слов незнакомец впал в крайнюю ярость, достал из кармана что-то похожее на нож и нанес им несколько ударов по ногам и бедрам.

– На тебе, на! – в запале несколько раз повторил он.