Вероника Черниенко - Возвращение Морроу

Уроки закончены я стою напротив его класса спиной к приоткрытой двери, смотрю в окно, затем открываю его настежь и такое же рядом, чтобы создать сквозняк. Коридоры пусты, я продолжаю стоять, знаю, он там и смотрит на меня через щель, приоткрытой двери. Я чувствую его кожей спины. У меня падает ручка, конечно специально. Я наклоняюсь так, чтобы он видел оголенные ляжки. Действует незамедлительно, святейшество уже шуршит башмаками. Сидя на корточках, я поворачиваюсь лицом к нему. Я на уровне его «слабого места» он заведен до предела, щёки горят. Делаю лицо глупым, и пугливым не встаю, он в восторге. Чувствуя свою силу, оборачивается по сторонам. Хватает меня за плечо и тянет в кабинет, затем садит на стол. Я упираюсь в него руками, отталкивая и играя недотрогу, умиляясь своему плану. Завожу сопротивлениями до предела и сдаюсь. Стол ходуном. Смотрю на дверь, делая вид, что плачу, заглушая свист ветра. Дверь распахивается от создавшейся тяги и сразу же хлопает. Я кричу вслед воображаемому свидетелю нашей сцены, он верит в то, что нас увидели. Тяжёлое дыхание, он заправляется. Делаю последний штрих, рискуя подземельем, кашлем и чертовой указкой, если его фантазия такая узкая, как я думаю.

– Я напишу письмо вашей жене, она узнает, что три девушки из пансиона подвергаются вашим извращениям и насилию, теперь этому есть свидетели. Я знаю человека, который нас видел и он охотно подтвердит это – настоятель багровеет от злости, сжимает зубы и хочет ударить меня, но сдерживается. – Я соберу их подписи, мы всё расскажем комиссии, которая будет здесь, а потом и полиции. Мы все несовершеннолетние, а самой младшей из нас тринадцать!

Он кричит и плюётся слюной, замахивается не на шутку, смотрю ему в глаза не шелохнувшись. Улыбаюсь. Он ошарашен, отступает. Я на коне, чувство превосходства в моих глазах, несмотря на всю грязь, в которую меня окунули. Я верю всё больше в свой план и от того мои слова звучат так убедительно и твердо.

Добиваю нежно: «Не надо милый! После всего, что между нами было…» – трагически сдвигаю брови, перебрасывая ногу на ногу. Он вылетает в бешенстве из класса, расстегивает на ходу ворот. Куда он? Мысленно говорю ему как беззвучное внушение вслед, «Иди в санкомнату, иди в санкомнату…» сердце скачет, потеют ладони, я тихо иду за ним. Действительно он направился туда, к санкомнате. Выжидаю пару минут. Смотрю в щель. Он там. Да, сидит в углу что-то пьёт. Шепчу: «Пей капли, пей грязный ублюдок». Сегодняшней ночью я подменила капли, в тот пузырёк, что настоятель принимал в прошлый раз, я влила капли наоборот повышающие давление, дозировка была много больше. Я рисковала. Я могла убить ни в чем неповинного человека, которому вдруг стало бы плохо этой ночью или на утро. Но я была твердо уверена, что должна прекратить этот ад и что будет всё именно так, как я спланировала.

Убираюсь в растерянности к себе, девчонки галдят, не могу сосредоточиться. Наступил ужин. В столовой тишина, никто не ест. Я опоздала, слишком долго была в комнате около четырех часов. Старалась взять себя в руки.

– Что случилось?– тихо спрашиваю соседку.

– Минута молчания. Настоятель покинул нас. Сердечный приступ – объявила старшая, с каменным морщинистым лицом и прошла вдоль столовой, к выходу.

Да… получилось! Радости не чувствую, облегчения тоже. Смотрю, за соседним столом плачет эта тринадцатилетняя дурёха. Почему? Ей жаль «святейшество» или что больше не будет шоколада или же это слёзы радости освобождения? Я вспомнила его слова, ту милость, которую он оказал нам троим, обучив терпению издевательств над собой. Я поклялась себе, что ни один мужчина не причинит мне боль если я сама того не захочу, собрала чувство превосходства в ладонь и сжала так, чтобы больше никогда оно меня не покинуло.

Спустя месяц.

Никто не хотел видеть реальные вещи, и это было ещё более трагично. Девушки молчали им оставалось совсем немного до выпуска и если раньше переживали, возьмут ли их на работу, то сейчас многие думали: доживут ли они до того дня, когда хоть на миг станут свободны. Несмотря на смерть настоятеля, ничего не изменилось, таких как он здесь было ещё несколько, например учитель Станислав. Он был намного осторожнее и умней, но до сих пор я могла избегать его. Мою подругу постигла страшная участь, её изнасиловали и забили до смерти, затем отвезли в лес и скинули с обрыва. Тело нашли и сказали, будто она сбежала ночью и по неосторожности упала. Казалось, смерть настоятеля всё решит, но здесь процветал грех, он пустил свои корни во многие сердца. Христианская обитель превратилась в схрон зла. Женщины были озлоблены, а мужчины развратны.

«Никто не будет ворошить это дело, смерть избавила её от тяжёлого будущего и подарила нам почти месяц бесплатного питания на одну особу, она ведь умерла в начале месяца, когда закупка питания уже произвелась…» произнесла наместница настоятеля. От этих случайно мной услышанных слов, я пришла в такую ярость, что возникшее сильное головокружение прибило меня к стенке. Это была для меня третья тяжелая потеря. Её тело было похоронено на пансионском кладбище, 64 могила, просто насыпь без атрибутики и банального креста. Сюда редко кто-то приходил, но я осмелилась. Тишину раннего утра нарушал лишь сорочий треск, под ногами стелился лёгкий туман. Горсть земли в моих руках была влажной и рассыпчатой, от неё пахло сыростью и травами. К моему горю примешались и другие воспоминания, создав обжигающую смесь страдания. Мои ноги занемели от сидения на корточках, и я встала прислушиваясь. Я думала, поговорю с ней, но слова не приходили в голову, даже её образ представлялся смутно. Я положила на могилу полевые цветы. Из-за тучи выглянуло солнце и раскидало свои лучи по деревьям. Каждый восход солнца это новый день, новый день – это новая жизнь. Мне бы хотелось верить, что человек подобен солнцу, что он может начать новую жизнь.

Кто это сделал мне известно и без следствия. Девушки будут молчать и я тоже. Наступит день, когда эти святоши ответят за то, что сделали с ней.

Пора уходить… пора! В украденном на конюшне дорожном плаще путника, смутная тень в затуманенных вином глазах конюха, я была пока что в безопасности.

Было холодно. Холоднее, чем зимой, иней выступал на камнях. В этом году весна не спешила вступать в свои права, ночные заморозки били почки на деревьях, не давая распуститься молодой листве. Стволы деревьев стояли голые и тёмные. Птиц поблизости не было, только чёрное вороньё да сороки. Стая ворон опасна, они могут нападать на людей, в приюте я слышала, как сестру одной из воспитательниц ещё в детском возрасте заклевали вороны. Поэтому я взяла толстую ветку, очистив её от сучков, превратила в посох, ну и заодно его можно было использовать для самообороны. Я остановилась и подняла голову, устремив взгляд в серую вышину. В небе кружили чёрные птицы, образуя воронку, затем переступила с ноги на ногу, стараясь удержать равновесие. Меня немного тошнило, тело теряло ориентацию в пространстве, а сердце колотилось, на спине выступил холодный пот. Я резко освободила шею от намотанной шерстяной шали и присела на холодную землю, дурное самочувствие должно было дойти до определенного пика и дальше сходить на нет. Правда после часто болела голова, но это было не слишком мучительно. Я знала, что должна выдержать примерно минут двадцать изо всех сил пытаясь совладать с собой и успокоиться, но паническая атака брала верх над разумом.