Стасс Бабицкий - Златорогий череп

– То, что вы называете покушениями, на самом деле, – Мармеладов выделил последние слова, – может оказаться обычным совпадением.

– Нет, нет! Там, на Маросейке, когда мимо промелькнуло окошко кареты, – клянусь! – я увидел в нем перекошенное от злобы лицо Ираклия. Поверьте, он не отстанет от меня. Единственный шанс на спасение состоит в том, что я разыщу нелюдя и сдам полиции раньше, чем он убьет меня. Но как это сделать? Сабельянов затаился, живет затворником. Я спрашивал общих знакомцев – никто не знает его адреса. Сможете ли вы помочь?

– Думаю, да. А вот и редакция «Ведомостей», – Мармеладов оглянулся на двухэтажный особняк, возле которого остановилась коляска. – Здесь мы найдем идеальный способ выманить преступника из той норы, в которой он прячется.

– Как? – три вопроса снова слились в один.

– Дадим в газету объявление: «Единственное выступление! Знаменитый ученый…» Макар Макарыч, как вы считаете, кто более интересен из заграничных археологов – Брунн или Фальке?

– Однозначно, Брунн! Тут и думать нечего. Его работа об орнаментах этрусков этим летом наделала много шума в научных кругах.

– Так и запишем: «Знаменитый ученый Генрих Брунн из Мюнхенского университета выступит с лекцией об искусстве этрусков и редких экспонатах, найденных при раскопках…» Пропечатают в газете. Ираклий прочтет и если он впрямь так увлечен древними диковинками, то не сможет пропустить такое событие.

– А прочтет?

– Помилуйте, да разве есть в Москве те, кто «Ведомостей» не читает?! Обязательно прочтет. Лекцию назначим на три пополудни, в Казаковском корпусе на Моховой.

– И скрутим гада! – воодушевился Митя.

– Нет. Проследим за ним до логова, где хранится череп. А уже там скрутим.

– Зачем же рисковать? – заволновался Вострый. – Он сбежит. Он хитрый. Лучше привлечь десяток городовых и взять под арест…

– Не факт, что следствие сумеет доказать причастность Сабельянова ко всем злодействам. Безоговорочных улик ведь не найдут. Ваш рассказ в суде выслушают с интересом, но это лишь слова… Выйдет убийца на свободу да и останется при своей добыче. Поэтому прежде, чем арестовать, надо отобрать у него древний череп. То-то ваш Ираклий взбесится! А в возбужденном состоянии на допросе может и проговорится. Наистерит себе каторгу или смертный приговор.

– Вот это будет справедливо! – воскликнул почтмейстер.

– Кроме того, – подмигнул сыщик, – мне крайне любопытно взглянуть на золотые рога.

Главный корпус Московского университета с утра жужжал, напоминая улей, но к двум часам пополудни большинство «пчелок» разлетелись кто куда. Последними альма матер покидали «шмели» – прилежные студенты, отдающие учебе много времени и сил, а также нерадивые «трутни», которые задерживались, чтобы списать у отличников. Разницу между ними сразу не определишь. Вот спускаются по лестнице двое: оба бледные, худощавые, в чистых сюртуках, очки на носах поправляют. Поди, угадай, кто из них отлично учится, а кто посредственно. Да и важно ли это? Самим юнцам точно нет. Судя по разговору, их мысли занимают совсем не полученные оценки.

– Назначил Ирине свидание у памятника Пушкину. Не пришла! – сокрушался тот, что волосом потемнее. – Спрашиваю потом: «Чего ж ты?» А она в ответ: «Пушкин писал пошлые стишки, а раз зовешь меня к нему, значит и ты человек пошлый. Нечего с тобой время терять!»

– Это где такой памятник? – переспросил второй, смешно морща рябое лицо.

– На Тверском бульваре, – брюнет показал рукой, но ошибся с направлением и махнул в сторону Китай-города. Ага, стало быть, двоечник как раз он.

– Не видал.

– Как не видал? Летом поставили. Нынче все влюбленные там встречаются. Не понимаю, почему эта дуреха закапризничала.

– Может и к лучшему, – вздохнул отличник. – Хоть деньги сохранишь. Моя-то Наденька на все свидания приходит, а потом то морсу ей черничного хочется, то водевиль посмотреть. Я уж, вдобавок к стипендии, репетиторствую. В трех семьях уроки оболтусам даю, но дохода все одно не хватает.

– Это верно. Приличные барышни обходятся куда дороже продажных девок!

Оба захохотали, подталкивая друг друга локтями, и вывалились на крыльцо.

– Шутки шутками, а я пятый день ложусь спать с пустым брюхом. Не ужинаю, чтобы скопить капиталец для субботней прогулки.

– Ничего, через месяц откроется цирк Саламонского на Цветном бульваре. Обещают дешевые билеты и много веселых клоунов.

– Какой цирк? Барышням романтика нужна. Скорей бы дожди зарядили, чтоб хоть появился повод сидеть дома и обжиматься!

Мармеладов наблюдал за студентами из окна второго этажа. Отсюда хорошо просматривалась мощеная дорожка до ворот и небольшая часть тротуара на Моховой улице.

– А ежели он не придет?

Вострый не мог стоять спокойно и нервно прохаживался по гулкой аудитории, иногда приближаясь к окну и бросая взгляд на университетский двор поверх плеча сыщика.

– Непременно придет, – спокойно сказал Мармеладов. – Смотрите, у крыльца уже начали собираться желающие послушать немецкого профессора.

– То-то они сейчас разбушуются, узнав об отмене лекции. Пойдут по улице, ругаясь на все лады. А если Ираклий услышит и повернет обратно?

– Поставьте себя на место Сабельянова. Он скрывается от всех и потому вряд ли отважится прийти в числе первых. Скорее уж, опоздает на четверть часа, чтобы сесть в задних рядах, где его никто не заметит. Стало быть, появится уже после того, как все недовольные успеют разойтись.

– А ежели мы его отсюда не заметим? – волновался альпинист.

– Здесь лучшее место для наблюдения. Дорожка одна. Вход один. На дверях объявление о том, что лекция профессора Брунна отменена по причине неприезда оного в Москву. Прочесть сей лист издалека невозможно, сам проверял, а у меня зрение прекрасное. Злодей подойдет, ознакомится с запиской, прошипит что-нибудь забористое, и отправится восвояси.

– А мы за ним?

– А мы за ним.

Помолчали, глядя как внизу вышагивают любители археологии. На пути к крыльцу они напоминали зажженные свечи – спина прямая, глаза горят предвкушением. Обратно шли потухшие, сгорбленные, истекая обидой и желчью, словно каплями воска.

– Но что, ежели Ираклий глянет от ворот, нас в окне увидит и сбежит? – тревожился Макар Макарыч.

– Я же не случайно выбрал время начала «лекции» в три пополудни. В этот час солнце светит в лицо входящим, а смотреть на окна против солнечных лучей – только глаза жечь. Слезы брызнут, ничего не разглядишь. Нам же любой человек виден на расстоянии. Разве вы не узнаете своего друга издали?

– Конечно, узнаю. Ираклий невысокого роста, мне по плечо будет. Фигурой крепок. Волосы седые, как я уже говорил, хотя ему это уже и по возрасту – давно за сорок, пожалуй, ближе к пятидесяти годам. Усов и бороды не носит. Может нацепить фальшивую, для маскировки, но я и тогда его узнаю.