Роман Арефкин - Мост, колодец и тень

Сказав это, доктор бросил взгляд на стоявший на краю стола портрет в небольшой, металлической рамке.

– Как долго вы были женаты? – вдруг спросил я, сам не ожидая такого вопроса.

– Шестнадцать лет. – ответ пришёл после секундной паузы на общёт прожитых отрезков времени, которыми люди условились измерять свои жизни.

Следующий мой вопрос осел у меня на языке, и очевидно доктор заметил это.

– После стольких лет, само собой разумеется, мы превратились скорее в ближайших друзей, понимая друг друга и зная друг о друге едва ли не всё. Но с её потерей ушло и нечто такое, чего я в последние годы уже не ценил, а воспринимал как данность. Такое бывает…, намного чаще чем об этом говорят.

Мы разговаривали какое-то время о видении, по сути – сне, обнаруживая удивительные совпадения в наблюдаемых объектах. Кристенсон, ка это ни странно, обнаруживал все эти совпадения не столько с удивлением, сколько с удовлетворением от подтверждаемой одному ему известной теории. Это наблюдение занимало меня. Доктор словно знал нечто такое, что скрывалось за приделами моего понимания и это обстоятельство, уже само по себе, провоцировало во мне интерес – первое живое чувство со дня смерти Инны.

Дни, проведённые в доме доктора пролетали один за другим, я был поглощён компанией этого человека. Кристенсон стал для меня проводником, двигающимся именно в то направление, в которое я хотел смотреть.

– Я могу с наивысшей степенью уверенности заявить, – говорил доктор – что я видел там город. С виду это был типичный для западной или северной Европы город, характерный для периода, соответствующего нашему позднему средневековью.

– Как вам удалось это определить, если вы могли видеть город лишь однажды и издали? – я не упускал возможность задавать вопросы, покуда это позволяло мне избавляться от липких сомнений, что словно болотные пиявки – цеплялись к моим суждениям.

В таких ситуациях доктор никогда не спешил с ответом, предпочитая обдумать вопрос. Я ценил этот его подход, ведь более всего остального мне нужна была правда.

– Архитектура, комбинации зданий и функции целых узлов сооружений, – отвечал Кристенсон – подобное можно увидеть лишь на схемах населённых пунктов четырнадцатого-пятнадцатого веков. Я никогда не был специалистом в этих вопросах, как и многие дилетанты я лишь видел картины художников да исторические киноленты, но после посещения этой земли, я понял, что с каждым днём память будет обкрадывать меня унося по крупицам пережитое в вечность. Поэтому я начал поднимать источники, сверяться с серьёзными, научными трудами, находя подтверждение одним своим доводам и опровержения – другим.

Я слушал эту его тираду, не перебивая, с видом впитывающей, каждое его слово, губки.

– Там были другие? – мой вопрос прозвучал внезапно, оборвав речь Критсенсона на полуслове. Доктор был явно не готов к тому, чтобы я его перебивал, он уставился на меня через линзы очков, его взгляд вовсе не выражал ни раздражение, ни смятение. Напротив, доктор едва-заметно вздохнул, словно вздох облегчения, и ответил:

– Я думал вы никогда не спросите… – сказал Кристенсон, медленно снимая очки и массируя переносицу – Да, там были люди… Я видел их с той позиции, с которой мне открывался вид.

– Что они делали? Кем они были? – я разразился градом вопросов, как если бы устал от слишком долгого дефицита речи – Вы говорили с ними?

Кристенсон вернул очки на прежнее место на своём лице и поглядел на меня. На его худых губах отразилась улыбка, это была гримаса сочувствия, спрятанная за столь невинный жест.

– Олег, вы, очевидно, проводите слишком близкие параллели между тем, что мы имеем в нашей жизни и тем, свидетелями чего мы стали.

Я не стал долго раздумывать над услышанным, эта реплика отозвалась во мне тревогой.

– Вы же не хотите сказать, что после всех этих обнаруженных нами совпадений, вы полагаете, что это были иллюзии, галлюцинации, навеянные нашим воображением?

Доктор откашлялся и замотал головой.

– нет, нет… Этого я не утверждаю. То не были просто иллюзии, но я бы, на вашем месте, не стал спешить с далеко-идущими выводами… всё-таки это не научно…

Я проглотил это замечание, как если бы не заметил его, однако за ним мне виделся упрёк.

– Все последние дни я хочу спросить вас об одном, но мне так тяжко даётся этот вопрос. – я посчитал, что если и озвучивать смелость моей гипотезы, то именно сейчас тому было самое подходящее время – Скажите, после всех этих ваших изысканий, как вы считаете, существует ли жизнь за пределами смерти?

Кристенсон, и это было более чем ожидаемо, замер в задумчивости. Его взгляд медленно сполз по мне, переместившись на кипу бумаг, лежавшую перед ним. На листах с различными схемами, записями и грязноватыми пометками на полях, сгущались тени, через окно в комнату вливались дозированные потоки янтарного, осеннего солнца.

– Меня удивляет, – медленно отвечал Кристенсон – что вы используете столь прямолинейные определения для явления, столь неопределённого и я бы сказал эфемерного. Я затрудняюсь ответить на ваш вопрос однозначно, ещё и потому, что мы не пришли к единству терминологического аппарата.

– Боже правый, Кристенсон! – не выдержал я и позволил очередной, пробудившейся от сна, сильной эмоции взять верх над нормами поведения – Мы говорим сейчас не в рамках научной теории! Прошу вас, будьте откровенны и скажите, что вы думаете на этот счёт!

– Мне кажется, – отвечал доктор – что задавая этот вопрос, вы ищите не столько моего мнения, сколько подтверждения вашего же собственного довода. А что, если мой ответ вас разочаруют своим несоответствием с тем, что вы сами хотите услышать?

Это замечание смутило меня, наверно от того, что я понимал его правдивость. Доктор видел меня насквозь, и впервые я ощутил себя эмоционально и мысленно «обнажённым» перед этим человеком. Дабы скрыть своё смущение, я перешёл в «наступление»

– Вы полагаете, что я не способен принять альтернативную точку зрения? Вы держите меня за узколобого кретина?

– Я думаю, вы уходите слишком далеко в этих, эмоционально-окрашенных, терминах. – спокойно отвечал доктор – Вы абсолютно нормальный человек, переживший потерю и связанную с этим травму. С точки зрения психологии, мне понятно ваше стремление найти этакий «якорь надежды», чтобы держаться за него. Однако это путь в никуда! Поймите, если вы уверуете во что-то, будь то загробная жизнь или ещё что, это во-первых не вернёт вашу супругу, а во-вторых – отсрочит восстановление.

В его словах сквозил ледяной, уродливый здравый смысл, ставший мне столь чуждым, словно бы это я был «существом из зазеркалья» оказавшимся в рациональном мире людей.