Андрей Воробьев - Гадюка Баскервилей

Дукалис заметил, что подлый бармен, поняв провал акции возмездия, скрылся в подсобном помещении и побежал следом за ним.

А сэру Лерсону наскучило ползти вверх по толстому животу, получая при этом тумаки. Он на миг разжал свои челюсти, но только на миг, чтобы тут же вцепиться в более аппетитный окорок обезумевшего от собственного крика громилы. Конечно, догадайся трехсотфунтовый бедолага, сесть на бульдога, может, сэру Лерсону пришлось бы не сладко. Но рационально мыслить бандит уже не мог, а потому, плюхнувшись на четвереньки, пытался выползти из бифштексной, увозя на своей пятой точке плотоядного пассажира.

Из подсобного помещения, где скрылся Дукалис, разносились истошные вопли: «I’m not student… I don’t…»

Через непродолжительное время битва была закончена. Поверженные бандиты были свалены в один из углов бифштексной, добровольным помощникам выдана пара призовых бутылок настоящего виски из хозяйских запасов и благоразумное предложение уходить отсюда побыстрее, пока не пришла полиция. «Юнги» благоразумно воспользовались добрым советом, пожелав на прощание друзьям всяческих успехов.

Довольный Дукалис вылез из подсобки практически одновременно с грохотом входной двери, выбитой тяжелым пинком правоохранительного ботинка и с истошным криком: «Halt! It’s police!» – Стоять! Полиция!

Впрочем, сопротивляться никто и не думал. Поверженные громилы потихоньку постанывали в уголке бифштексной, приходя в чувства, законопослушные мистер Холмс с друзьями застыли на своих местах, а сэр Лерсон благоразумно смотрел на происходящее, поблескивая глазами из-под стола.

– Здравствуйте, Холмс! – Вперед выбежал невысокий худосочный господин в клетчатом пальто и огромном кепи, покоящимся на не менее огромных ушах. – Я смотрю, мы прибыли вовремя. Что происходит?

– Дорогой Лестрейд, – дипломатично начал великий сыщик, – вы действительно прибыли как нельзя более вовремя. Здесь только что местные хулиганы пытались свести друг с другом счеты. А владелец бара, я в этом уверен, замешан в похищении своей сотрудницы Энн Глюк. Но как вы обо всем догадались?..

– Работа у нас такая, – самодовольно усмехнулся Лестрейд, – кстати, а где этот негодяй – бармен?

Дукалис незаметно для полицейского инспектора указал Холмсу на дверь в подсобку, и великий сыщик смог ответить на поставленный вопрос: «Думаю, он скрывается там!»

Но, когда полицейские, сопровождаемые Холмсом и его друзьями, включая прибывшего Уотсона, заглянули в служебные помещения, их глазам предстала ужасная картина: на полу кухни лежал труп хозяина заведения. Лицо трупа было сине-красное, под обоими глазами виднелись свежие синяки, нос разбит, язык вывалился изо рта, на шее отчетливо выделялась странгуляционная борозда – след от удушающего предмета.

– Ба! – сразу же оживился Лестрейд. – Я смотрю, здесь не только похищение человека, но и убийство. Но причина этому (вы правы!) – женщина. Посмотрите-ка на стену. Видите, убийца хотел написать кровью ее имя, но мы его спугнули. Как, мистер Холмс, вы говорите, звали бедняжку, Рэчел?..

– Не-ет, – удивленно протянул сыщик, – ее звали Энн. Энн Глюк.

– Ну, значит, тут была замешана еще одна женщина, – ничуть не смутился инспектор. – Лесбиянка. Она приревновала хозяина к своей подружке и убила, оставив свой автограф: «Rache»… [33] Подобную надпись кровью наблюдали и герои А. К. Дойля в повести «Этюд в багровых тонах». Господа, – обратился инспектор к спутникам Холмса, – я думаю, что вам будет лучше подождать в зале, пока полиция осмотрит место происшествия.

«Это мои ассистенты», – попытался возразить Холмс, но Лестрейд лишь бросил в ответ: «Это касается и вас. Если понадобится – я позову». И кивнул рослому бобби: «Проводите их»…

– А скажи-ка мне, друг Толя, – Ларин повернулся к своему коллеге, виновато хлопающему глазами, – какой иностранный язык ты изучал?

– В школе – английский, в техникуме – немецкий, – не понимая, куда клонит Андрей, отозвался Дукалис, – а что?

– А то, – зло заметил Ларин, – что «Rache» это не начало имени Рэчел, как думает этот Лестрейд. Мне почему-то кажется, это по-немецки «месть». Может, возразишь, Толя?

– Да ты чего, Андрюха? – Дукалис уставился на Ларина. – Думаешь, это я его замочил?..

– Я не думаю, а интересуюсь, что у вас произошло.

– Да ничего особенного, – потупился Дукалис, – этот козел побежал в подсобку, хотел через окно удрать… Ну я его и прихватил…

– … Рукой – на удушающий захват, а разбитым носом, как фломастером по стене… – перебил друга Андрей. Потом, заметив, что Толян скромно потупился, закончил: – Ты что, книжек начитался? Решил по примеру богатырей былинных города зачищать и начал с Лондона: «Где махнет рукой – там – улица, где махнет другой – там переулочек!..»

– Да не убивал я бармена! Он раскололся, что девицу человек Мориарти увел в гостиницу «Нор-тум-бер-ленд» (Дукалис с трудом выговорил название). Я и отпустил этого халдея, к вам вернулся… Подожди-ка, а ведь окно в подсобке было открыто! Надо местным операм подсказать, пусть пальцы откатают…

– Откатать – не откатают, а переломать могут, – угрюмо отозвался Ларин, – какой год на дворе, забыл? Наверняка про отпечатки здесь ничего не слышали, не изобрели еще. Кстати, кто это орал, что он «нот стьюдент»?

Толян снова опустил голову и виновато похлопал глазами.

– Да я ничего… Ну, захожу в подсобку, говорю этому гаду: «Не беспокойся, бить буду аккуратно, но сильно. Ты понял, студент»? А он в ответ ка-ак заорет! Ну я и…

Ларин только обреченно вздохнул.

Последующий час, пока полицейские осматривали место происшествия, друзья обсуждали негодяйства, учиненные злобным Мориарти. Все единодушно пришли к одному выводу: провокация с поездкой на рынок, похищением мисс Глюк, дракой и последующим убийством бармена была затеяна лидером «девонширских» с одной целью – подставить мистера Холмса и его новых друзей в надежде, что доблестная полиция арестует их по подозрению в совершении серии тяжких преступлений.

Оперативники и сыщик выдвинули правильную версию. Все обстояло примерно так, как они и рассчитывали. Ошибочен был лишь мотив убийства бармена – лидер! девонширских! заподозрил бедолагу в пособничестве Холмсу и потому немедленно расправился с торговцем во избежание разоблачения. Единственное, что упустил гениальный преступный ум Мориарти – не менее гениальный ум инспектора Лестрейда: полицейский так увлекся своей версией о несчастной любви лесбиянок, что у него даже тень сомнения о причастности кого-то другого к убийству не возникла. Кроме того, Мориарти никак не мог просчитать, что неуловимый мститель – Дукалис учил в техникуме немецкий язык.